Сейчас на Нурхон тяжело было смотреть: тонкое девичье лицо поблекло, в светлых глазах испуг. Впрочем, не только испуг, но и какой-то лихорадочный блеск.
— Заходи, пожалуйста! — пригласила Муборак. — Все благополучно дома? Как тетушка Огулай?
— Спасибо… Два слова у меня к вам.
— Так пойдем в дом! Я только на минутку…
Подбросив щепок в самовар, Муборак провела гостью в комнату, раскинула на супе достархан, достала закутанный в полотенце горячий чайник.
— Ну, рассказывай.
— Сейчас… — Нурхон в сильном смущении наматывала на палец кисточку своего платка. — Я пришла к вам, я хотела просить вас… — Она не договорила, голос ее вдруг дрогнул. — Не могу я так, нет сил больше!.. — И она закрыла лицо ладонями.
Муборак села ближе, обняла ее худые плечи.
— Что с тобой?
Нурхон быстро отняла руки от лица. На кончиках густых коротких ресниц блестели слезы.
— Я прошу вас: отправьте его куда-нибудь! Хоть в Чукур-Сай. Я о Султане, о муже моем… — Она говорила торопливо, захлебываясь. — Ведь хочет Усто-ака взять к себе Валиджана! Почему моего не берут? Пусть бы работал, как все. А то пропадет же он здесь, с этим своим дружком. Недобрые у них идут разговоры. Вот вчера…
— Что вчера?
— Начали болтать, зубоскалить: мол, вызывают Мутала-ака в обком. Радуются: теперь исключат его из партии!.. Мама говорит ему: «Не рой яму другому…» Не слушает.
Нурхон подняла покрасневшие, влажные глаза на Муборак, проговорила твердо, даже требовательно:
— Прошу вас, отправьте его в Чукур-Сай! Пусть поработает. И дурь в голове пройдет.
Муборак с трудом успокоила Нурхон. Пообещала в тот же день поговорить с Усто. Проводив ее, стала торопливо одеваться.
Она знала о телеграмме Рахимджанова, вызывающей Мутала в обком, от самого Мутала. Но сообщение Нурхон встревожило ее.
В последние дни она все больше думала и о Му-тале и о следствии. Не раз приходила мысль: что, если обсудить все вопросы, а заодно и поведение Палвана и Апы, на партийном собрании? Но можно ли, это делать, пока идет следствие? Да и найти время в пору работ в Чукур-Сае оказалось невозможным. Однако теперь, после разговора с Нурхон, Муборак поняла: нужно что-то делать, и немедленно!
Муборак торопливо шла тихим переулком, опустив голову, думая о своем.
Когда сворачивала на главную улицу, снова столкнулась с Нурхон и тетушкой Огулай. Нурхон, взобравшись ка лестницу, обрубала сухие ветки тутовника, а Огулай собирала их на разостланное полотнище.
За эти дни Муборак всего один раз — кажется, на второй день после аварии — навестила Огулай, и то поговорили наспех. Потом из-за дел в Чукур-Сае зайти не смогла. Впрочем, оправдание всегда найдется. А разве не ее долг ободрить эту женщину, столько уже натерпевшуюся? И разве сама она не знает цену дружеской поддержке в трудный час? В детстве, когда арестовали отца и многие отвернулись от их семьи, сколько утешения и радости доставлял каждый приходивший к ним в дом! Совсем маленькой она это понимала очень хорошо. А теперь, когда стала секретарем парторганизации, выходит, перестала понимать и ценить!
Заметив приближавшуюся Муборак, тетушка Огулай поправила платок, присела на полотнище. Нурхон лишь мельком глянула и продолжала работу.
Огулай тоже изменилась за эти дни — похудела, рябинки на лице сделались, кажется, еще глубже. И, может быть, от этого словно что-то перевернулось в душе Муборак. Она опустилась на корточки рядом с Огулай, сказала дрогнувшим голосом:
— Как здоровье, милая тетушка? Простите, — добавила она тихо, — не могла заглянуть к вам…
— Да, — Огулай кивнула. — Когда такое несчастье свалилось на голову рапса, конечно…
— Дело не только в ранее, тетушка, — помедлив, ответила Муборак. В словах Огулай ей послышался упрек. — Тут кое-кто постарался все запутать и замутить — не сразу разберешься. Но поверьте мне: все их козни во вред не только председателю, но и вашему сыну. Ведь мы знаем Набиджана. Он честный, хороший. И уж мы постараемся, чтобы все было учтено, как этого требует закон.
Только после этих слов Муборак заметила, что Нурхон давно уже сошла с лесенки и подсела к ним.
— Спасибо и на этом, дочь моя! — У тетушки Огулай слезы сверкнули в уголках глаз. — Видит бог, я никому не желаю ничего дурного. Никому!..
— И вам большое спасибо! — сказала Муборак. — Нурхон была у меня. Рассказывала про вас.