— Под заявлением подписалось большинство учащихся.
2. ПРЕДСТАВИТЕЛЬ СОВДЕПА
В училище ждали представителя Совдепа. Как отнесется новая власть к заявлению? А вдруг усмотрит в этом школярский бунт? Что будет с теми, кто подписал заявление? Отчисление? Но тогда надо разогнать все училище! Такие мысли беспокоили Георгия Монина. Тревожные вопросы не давали покоя и директору. Одно успокаивало Ситникова: власть меняется, а порядки в училище остаются прежние. Был царь, потом земство, Временное правительство. А еще атаманское правление — тоже власть. Теперь Совдеп, он тоже не вмешивался. Глядишь, все и обойдется…
Ситников распорядился на втором этаже, в конце зала, поставить стол, собрать учащихся. Поговорил с учителями о том, как вести себя, когда прибудет представитель новой власти.
В коридоре, ведущем к залу, послышались быстрые шаги, и вскоре в дверях показался человек. Среднего роста, коренастый, черноглазый. Аккуратно подстриженные усы, гладко причесанные иссиня-черные волосы. Лучистые карие глаза. Притаившаяся на смуглом лице улыбка. Одет в современный, хорошо отутюженный черный костюм; черный галстук на ослепительно белой сорочке. Он поклонился педагогам, поздоровался с учащимися.
Собравшихся разбирало любопытство. Ждали человека в гимнастерке и галифе, с пистолетом на боку, в сопровождении вооруженных людей. Ведь придут усмирять!
— Моя фамилия Сейфуллин, занимаюсь, в частности, делами народного образования в Совдепе. Заявление ваше читал. Никто не передумал?
Все настороженно смотрели то на представителя Совдепа, то на директора — как дело обернется?
— Кто согласен с текстом заявления, прошу поднять руки.
Это был Сакен Сейфуллин, впоследствии крупный государственный деятель, председатель Совнаркома республики, один из основоположников казахской советской литературы. Он опасался, что некоторые ребята струсят: одно дело подписать бумагу за спиной директора, другое — голосовать за нее в присутствии Ситникова. Тем не менее Сакен решил поступить именно так, как подсказала ему интуиция педагога новой школы. Ведь он сам еще недавно был учителем.
Воцарилась напряженная тишина. Шла внутренняя борьба: как поступить? Если подписал заявление, а не проголосовал — значит, смалодушничал, струсил. А вдруг исключат, если проголосуешь? Первыми подняли руки Монин, Кантер, Бахтиозин. Потом еще и еще. — поднялся целый лес рук.
— Кто против содержания этого заявления? Ведь вы его обсуждали в классах, на комитетах и в совете!
Чувствовалось, как нарастало напряжение в зале.
— Не надо голосовать… — послышались негромкие, приглушенные выкрики, и Ситников заметил, что особенно задорно, вызывающе протестовал против голосования Серебряков, закадычный дружок Кучковского, атаманского племяша. Это несколько приободрило директора училища, растерявшегося от такой постановки вопроса представителем Совдепа.
Сейфуллин выжидающе посматривал на учащихся.
— Тогда разрешите вслух прочитать заявление?
— Позвольте, но это клевета, подрыв авторитета! — начал было Ситников.
— Если в письме содержится ложь, ваш авторитет не пострадает, — заметил Сейфуллин.
— Да, но я не знаю, что в нем написано!
— Так почему вы заранее полагаете, что на вас клевещут?
Представитель Совдепа прочитал письмо. Те, кто не был знаком с его содержанием, теперь безоговорочно поддержали выраженный в нем протест.
— Я не могу больше оставаться в училище! — закричал Ситников.
— Да, вы правы, — согласился Сейфуллин. — Директором вы оставаться не можете, слишком уж скомпрометировали себя. Поэтому Совдеп отстраняет вас от должности. Советская власть целиком поддерживает справедливую волю учащихся об отмене закона божия.
— Это кощунство, это забвение традиций русской школы, игнорирование программы! — выкрикивал, задыхаясь, Ситников.
— Русский народ всегда восставал против традиций, угнетающих его. И вот победил, сломал старый строй, перечеркнул старые законы, теперь создает новую жизнь, а с ней и новые традиции. Декретом Советской власти церковь отделена от государства, а школа — от церкви. Отмена преподавания закона божия будет первым практическим шагом в выполнении этого декрета, имеющего огромные политические и социальные последствия.
Сакен помолчал, вглядываясь в лица преподавателей и учащихся, и словно о чем-то вспомнил. Возбужденный Ситников, теряя самообладание, срывающимся голосом прокричал:
— Как директор, я подчиняюсь инспекции народных училищ и комитету по народному образованию, только они могут отстранить меня от должности, если найдут веские основания.