«Им все известно», — снова сокрушенно подумал Федор.
Он назвал фамилии невольных свидетелей преступлений Шайтанова.
— Кто из Мариинки докладывал Шайтанову, Ванягину, Катанаеву о подготовке восстания, о силе и вооружении повстанцев?
Шкуров долго молчал. Шелестел под колесами брички мокрый песчаник.
— Ладно. Вспоминай…
— Язов, поп Шушмарченко, Шабуянов, Лосев, Яровой Петр…
— Где они сейчас?
— Чего не знаю, того не знаю… Да спрячь ты свою пушку, не терзай душу!
— Ты присутствовал при допросах колчаковцами предателей, выдавших повстанцев? Где эти протоколы, у кого спрятаны?
Федор молча слушал.
— С кем Шайтанов вел дружбу?
— В Атбасаре наездами бывал есаул Петр Волосников, родственник атамана. Они с ним, кажись, где-то вместе служили. Здесь пьянки устраивали.
— Это его жена живет в Атбасаре?
— Да, и двое детей. Недалеко от дома старухи Ереминой, что по сей день все ходит в трауре, да сама с собой разговаривает…
— У нее на то своя причина, а горе перенесла такое, что не придумаешь. А все твой Шайтанов. Кстати, где он сейчас?
— Христом-богом клянусь, не ведаю.
— А Петр Волосников?
— Не знаю. Но из Атбасара вместе подались.
— А где же семья Шайтанова?
— Сказывали, будто жена с двумя детьми в Тобольске.
Шкуров что-то вспоминал.
— Постой! — выкрикнул он. — Я же смотрел в клубе постановку, сочинил ее кто-то знающий, из местных. Синеблузники выступали, артисты самодеятельные. Пьеска та, помню, про любовь и смерть, главное же в ней не про то. Главное, о подавлении Мариинского восстания. Там и про Шайтанова есть! Так оно и на самом деле было. Красные арестовали Волкова, полковника Катанаева, капитана Ванягина. «А где палач Шайтанов?» — спрашивают. Генерал отвечает: «Он адъютантом Колчака стал, и вместе с ним проследовал на восток». Должно быть, так оно и было…
Вдали показалась сопка Амантай, а в полукилометре от нее раскинулось село Мариинка.
— Слышишь, Федор, сдай сам свой обрез в милицию. В Атбасаре, Акмолинске и еще где — все равно. Снеси Владимиру Федоровичу Савельеву, а можешь у Курмангалиева оставить. Вот мой тебе совет, — сказал Монин на прощанье оторопевшему вознице…
13. СВИДЕТЕЛЬ САВЧЕНКО
Монин прибыл в Мариинку для того, чтобы на месте поговорить со свидетелями мариинской трагедии, попытаться определить степень личного участия Шайтанова в кровавой расправе над крестьянами. Раненая рука, казалось, не беспокоила.
Монин подошел к дому на окраине села, постучал. Открыла пожилая женщина. Завидев незнакомого человека, она растерялась. Пристально всмотрелась в лицо, увидела пустой рукав кожаной куртки.
— Ах, боже мой, сынок, ты, никак, раненый! Да входи же, чего стоишь?
Усадила поближе к жарко топленной печке. Приятное тепло согревало тело, после пути клонило ко сну. Нервное напряжение спало, и боль в руке усилилась. Монина слегка знобило, хотелось пить.
— Да кто же поранил тебя, сынок? — не унималась гостеприимная хозяйка. — Может, сделать перевязку? У нас и йод найдется, без него в Мариинке мало кто нынче живет: у мужиков раны вскрываются. Сам Савченко тебе нужен? Так сейчас я позову Савелия. Он в аккурат недавно из Атбасара приехал. У соседа. А ты сам откуда будешь?
— Из Атбасара, мамаша.
— По делу какому? А ты, часом, не от Шевчука Ивана Петровича из Акмолинска? Нет? Ну, погоди. Выпей вот кипяченого молока, притомился, поди. Вон губы-то запеклись. Не жар ли у тебя?
Она приложила руку ко лбу Георгия — лоб был влажный и горячий.
— В постель тебе надо, горишь весь, в жару, ранен ведь… Много тут в округе ворья всякого шляется, бандитствуют, ироды! Вот недавно Устина чуть не порешили, а очкастого Никифорова на большой дороге встретили, так стыдно сказать, что с ним сотворили. Но тому хитрецу, лысому пьянчуге, это поделом… Ох, да что же я стою?! Пойти, Савелия крикнуть…
Пришел от соседей пожилой, лет под шестьдесят, крепко сбитый мужчина с рыжей бородой и широким носом. Седые волосы аккуратно причесаны. Левый рукав рубахи загнут к локтю и подвязан.
— Савченко я, Савелий Алексеевич…
Монин тоже представился, показал удостоверение. Хозяин читал его уважительно.
— Чекист понапрасну не придет. Дело, значит, сурьезное есть. Ко мне лично, аль как? Ну, ладно, может, у тебя какой секрет. А пока надо подкрепиться. Мать, давай на стол — так разговор сподручней вести.
На столе паром дышал чугунок, комната наполнилась аппетитным запахом наваристых щей.