Но Шайтанов не из тех, кому Советская власть по душе. Он ищет контакта с офицерами, враждебно настроенными к Советской власти. Это и привело его в ряды активных участников контрреволюционного заговора, раскрытого и предотвращенного екатеринбургскими чекистами.
20. ДОПРОС
В Атбасаре, перед тем как вновь допросить Шайтанова, Монин еще раз перечитал протоколы допросов Рекина, уличавшие Шайтанова в активном участии в подавлении Мариинского восстания, многочисленных карательных экспедициях по селам и аулам Приишимья, убийствах десятков и сотен ни в чем не повинных людей, издевательствах над ними.
Первоначально сотник категорически отрицал многие предъявленные ему обвинения. Он надеялся, что время смыло его кровавые следы, оставленные в Атбасарском уезде, что его сообщников уже нет в живых, или они скрываются от кары, и ему удастся выкрутиться, ввести следствие в заблуждение и, если не полностью оправдаться, то, во всяком случае, умалить свою вину.
Шайтанов с любопытством рассматривал молодого чекиста, находил в нем сходство с тем, кто арестовал его — высоким, сухощавым молодым человеком с печальными глазами. Он предъявил ордер на арест в момент, когда Шайтанов с железнодорожным билетом в кармане по старому русскому обычаю присел на чемодан перед тем, как отправиться на вокзал. Он намеревался перебраться из Екатеринбурга в Тобольск под предлогом проведать семью. На самом же деле его приезда ждали люди Перхурова, скрывавшиеся в этом городе после того, как был раскрыт контрреволюционный заговор в Екатеринбурге и Колчедане.
В момент ареста Шайтанов был далек от мысли, что этот молодой человек в кожаной куртке терпеливо, уже много месяцев, шаг за шагом приближаясь к цели, идет по его следам, оставленным в далеком степном городке. Что неумолимая логика следствия привела его сюда, к этому дому, в многолюдном городе на Урале, и что, опоздай он на несколько минут, не нашел бы того, кого так долго и терпеливо искал.
Мысли арестованного лихорадочно прыгали от одного события к другому. В сознании снова и снова вставали дни, проведенные им в Мариинке. «Кто из свидетелей может подтвердить? Разве кто знал меня по фамилии? Местные жители? Так все они убиты, а мертвые говорить не могут! А тот казак, что сбежал из сотни?»
И Шайтанов вспомнил свои слова, сказанные на Куяне во время пирушки: «Если в борьбе с красными адмиралу Колчаку суждено потерпеть поражение, то начало ему положено нашей победой в Мариинке. Мы ее рушим, жжем, убиваем жителей, а она живет».
Из кучи трупов, на площади возле церкви, выбирались раненые. Жуткое зрелище отвлекло внимание офицеров от слов сотника, во хмелю сболтнувшего опасную фразу. Пожилой крепыш с отсеченной ладонью (то был Савелий Савченко) выбрался из-под груды тел наружу. В кровавых лохмотьях, покачиваясь, прикрыл обрубок руки куском разодранной рубахи и, шатаясь, побрел к своей хате. Шайтанов прицелился в него, но выстрелить ему помешал тот самый казак, что отказался стрелять в Геращенко. Он выхватил клинок и мгновенно оказался перед сотником.
— А ну, выходи на круг, померяемся силой!
Захмелевшие каратели не обращали внимания на дерзкую выходку казака, и он, бравируя своей силой и удалью, куражился перед оторопевшим сотником, из руки которого ударом плети выбил пистолет. Шашку Шайтанов снял перед пиршеством и оставил притороченной к седлу своего коня.
— Что, сдрейфил, Черный Гусар? — презрительно расхохотался казак. — Но я — не ты, убивать безоружного совесть казацкая не позволяет. А у тебя какая совесть, коль баб расстреливаешь и младенцев губишь? Не казацкое и не солдатское это дело, сотник. В той крови, что ты пролил, захлебнешься сам. Всех не перебьешь, народ везде поднимается против таких, как ты, и твоя озверелая банда. Сила народная сметет вас, палачей, в преисподнюю, откуда вы никогда не вернетесь…
С ожесточением сунув шашку в ножны, казак проворно скрылся за склоном бугра.
Эти видения прошлого мелькнули перед глазами Шайтанова, когда чекист задал ему вопрос:
— Вы возглавляли карательные операции в Атбасарском уезде. Вы понимали, что идете против народа?
— Это народ шел против, другого выбора у нас не было.
— Вы раскаиваетесь в совершенных преступлениях?
— Рассуждаю…
— Здесь не дискуссионный клуб, — сухо процедил Монин, — следствие интересует, в частности, где вы были 20 июня 1919 года?
— Я уже отвечал, что был вызван в Петропавловск, — ответил Шайтанов, лихорадочно соображая, почему чекиста интересует именно это число — 20 июня? Уже потому, что он спрашивает об этом не первый раз, сотник догадывался, что в этот день была совершена какая-то крупная акция.