Татьяна Наумова
Тревога
Мне слышится — кто-то, у самого края,
Зовет меня. Кто-то зовет умирая,
А кто — я не знаю, не знаю куда
Бежать мне, но с кем-то, но где-то беда,
И надо туда и, скорее, скорее
— Быть может, спасу, унесу, отогрею,
Быть может, успею, а ноги дрожат
И, сердце мертвеет и ужасом сжат
Весь мир, где недвижно стою, озираюсь
И вслушиваюсь и постигнуть стараюсь
— Чей голос? И сжата тревожной тоской,
Сама призываю последний покой.
М.С.Петровых, «Тревога»
Лежу на кровати, приподнявшись на локтях. Постельное белье смято, перекручено и неприятно мокрое. Простынь липнет, а на коже поселился табун мурашек. Дышу часто, не могу прийти в себя. Сердце в бешеном темпе, словно собирается разорвать моё тело.
Застыл в ужасе.
Передо мной стена. Тени деревьев от света фар, проезжающих мимо машин, искажаются в монстров. Переломанные и искривлённые, словно многотысячная армия, они протягивают ко мне свои ветви-руки, желая вырвать из груди сердце.
«Сердце успокойся»
«Сердце, прошу, вернись в рабочий ритм»
На тумбочке рядом всё те же блистеры: смесь нейролептиков и антидепрессантов. Один глоток и горсть разноцветных пилюль прямым рейсом в желудочный сок.
Вздох, еще один выдох и пульс замедляется.
Дыхание тише, сердце бьется синхронно с секундной стрелкой настенных часов. Взгляд покрывается легкой пеленой, на голодный желудок слишком быстро. Чувства словно не мои. Тело не мое, мысли не мои, будто я наблюдаю за оболочкой собственных кошмаров со стороны.
«Что было в самом начале?»
Картинка быстро меняется, сменяя динамику городских пейзажей на тишину природы. Вокруг бескрайние поля, покрытые белоснежным покрывалом. Линия горизонта, плавно переходящая в небесно-голубой, словно разделена прямыми рядами зимнего леса. Все покрыто легким волшебством белого цвета, снег мерцает бриллиантами от солнечных лучей. Ярко так, что жмурюсь от соприкосновения взглядом с этой нерукотворной картиной Всевышнего.
Приоткрываю окно моего «Genesis». Делаю глубокий вдох. Воздух морозный вперемешку с хвойными нотками, какого-то, по-детски волшебного, новогоднего привкуса. Легкие наполняются кислородом, тело меня благодарит опьяняющим головокружением.
Почему никто не придумал, как собрать этот хвойный аромат в пузырек? Я бы всегда проверял перед выходом из дома: ключи взял, дверь закрыл, флакон с ароматом морозной хвои леса — взял! Отличная идея!
Я сижу на заднем сидении. Впереди разложен столик, на нем ноутбук. По правую сторону от меня подлокотник и еще не остывший облепиховый чай, так идеально подходящий под медленный вальс снежинок за окном. Если не папка бумаг, брошенная рядом, назвал бы этот момент идеальным, первозданным. Нет! Просто каким-то правильным и всё: машина класса люкс согревает теплом, а за окном хвоя, снежинки и теплый чай. Но этих бумаг всегда так много. Подписываю их частями, устаю вычитывать текст черного на белом, откидываю на соседнее пустующее место. Не далеко, но и не так близко, чтобы не раздражали пустоты в поле «Генеральный Директор Ким Тэхен».
— Что за…?
Машина стоит.
Взгляд в окно. Небо покрывается кляксами, что в секунды разъедают небесно-голубой, оставляя серую слякоть небосводу. Лес будто сожрал километры лугов прыжком дикого зверя. Резко, в одно мгновение возвел стены деревянных столбов прямо у обочины дороги. В метре от машины.
— Чимин, почему встали? Я спешу, давай… — не успеваю договорить, вижу пустоту на переднем месте.
Паника. Ощущаю физически, как меня трясет.
Оборачиваюсь, снова вперед, резко вправо, влево — никого.
Пытаюсь дышать. Капли пота оставляют холодные дорожки на висках, вцепился в подлокотник справа, чувствую что-то непреодолимо тревожное.
Лес словно затягивает меня беспросветной чернотой. Ветер начинает раскачивать ветви и те стучат, царапают мерзким звуком, скрипом по дверям, крыше машины. Хочу закричать, но воздух словно застрял у меня внутри комом, который не может вырваться наружу и превратить всхлипы в крик о помощи. Жмурю глаза что есть сил. Руками закрываюсь, обхватываю свое тело, сильно сжимая до белых костяшек.
Вдруг хлопок. Резко вздрагиваю.
От испуга падаю на пол, хватаюсь за кресло кожаного салона. Страшно. До чертиков страшно. До звона в ушах страшно, что лезвием ножа разрезает перепонки. Умел бы молиться, было бы самое время.