Так что девочка ушла сама. Решила уйти, едва рассвело, хотя бы, чтоб не встречаться с тем типом, интересующимся маленькими девочками не меньше, чем их взрослыми мамами. И, конечно, уходить Юля планировала не навсегда. Рассчитывая, что и этот кобель вскоре уберется. Самое позднее — к обеду.
Потому, естественно, ни о каком лесе не могло быть и речи. Да Юля и не знала, в какой стороне ближайший лес и как долго до него добираться. Девочкой будучи сугубо городской.
Потому неудивительно, что вместо леса ноги принесли ее на самое популярное в городе место. На набережную, становящуюся, кажется, с каждым годом все больше и краше.
Соответственно, и избушка была не избушкой, а просто фудтраком, начавшим работу в этот ранний час. Одним из отцепленных вагончиков, оборудованных под ларьки, где можно было купить стаканчик кофе и что-нибудь вкусненькое. Пончик, бисквит, шоколадный батончик, леденец или пряник.
Перечисленные вкусняшки были изображены на корпусе фудтрака. Причем выполнены были в настолько ярких тонах, что Юля судорожно проглотила голодную слюну, а пустой желудок призывно забурчал да только что не зашевелился внутри.
Шутка ли, Юля ничего не ела, как встала. Назвать просыпанием это было трудно, потому что очередная ночь опять прошла почти без сна.
Не ела, да и нечего было. Прежде чем отправится на пружинистую скрипучую кровать, мама с гостем подъели на столе все, что там находилось. А находилось, по чести сказать, немногое.
Про холодильник же и говорить не стоило. Открыв, Юля обнаружила там лишь пачку маргарина. Жирной невкусной хрени, вдобавок основательно промерзшей.
Стоило ли тогда удивляться, что даже картинки со сладостями, при всей их неправдоподобной красочности, вызывали у девочки аппетит.
— …О! Девочка! Хочешь что-нибудь вкусненького?
Из окошечка фудтрака высунулась молодая девушка в фартуке. Это ей принадлежал приветливый голос, окликнувший Юлю, засмотревшуюся на нарисованные вкусняшки.
— Хочу, — без обиняков отвечала девочка, которую мать учила, что скрывать свои желания, стесняться их не надо, чтобы не уменьшать и без того мизерные шансы на исполнение, — только не на что. Денег-то у меня нет.
Действительно, какие уж тут сладости! Если даже добираться до набережной Юле пришлось на своих двоих. С другой стороны, автобусы в такую рань еще не ходили.
— Понимаю, — ласково молвила девушка-продавщица, чем вызвала у Юли горькую усмешку. Понимает она, видите ли. Судя по румяному лицу, голодать этой дамочке точно не доводилось.
Зато следующие ее слова девочку заинтересовали.
— Отдать тебе бесплатно то, что на продажу предназначено, я, конечно, не могу. Не то шеф три шкуры сдерет. Все ж подотчетно. Зато могу поделиться, чем сама перекусываю, — и с этими словами продавщица показала Юле небольшой шоколадный бисквитик. Помахала им в руке.
Девочка подбежала к окошку, словно бродячая собачонка, которую поманили косточкой.
— Держи, мне не жалко, — с улыбкой молвила девушка-продавщица, — все равно я фигуру берегу.
Последнего довода Юля, по чести сказать, не понимала. Ее мать, например, подобными вещами не заморачивалась, так что худенькой отнюдь не была. Но все равно недостатка в мужчинах не испытывала. Юля не бралась судить, как с этим делом у хорошенькой продавщицы. Но вряд ли намного лучше. Куда уж лучше-то, тем более намного. А коль так, зачем мучить себя, ограничивая?
Но не все ли равно было для Юлиного желудка, пустого и голодного? Значение имел только этот вкусный кусочек в руке продавщицы. И коли та решила поделиться вкусняшкой с ней, незнакомой девочкой, то какая разница, почему? Могла хоть на расположение звезд сослаться — Юле было по фиг.
Буркнув «спасибо», девочка сцапала бисквитик и с удовольствием умяла его — в считанные секунды.
Еще энное количество секунд потребовалось бы на то, чтобы понять: иногда причина того, что тебя угощают, все-таки имеет значение. Если, конечно, говорить об истинной причине, а не о дежурных отмазках вроде «фигуры». Взять хотя бы последнего маминого гостя. Непохоже, чтобы он за фигурой следил. Пузо наел — больше, чем Юлин школьный рюкзак.
Но ни о чем таком Юля и подумать не успела. Уж слишком быстро все произошло. Сначала потяжелела и закружилась голова, и без того истосковавшаяся по сну. Потом и ноги стали как ватные. Перестали держать. Девочка только и смогла, что ухватиться стремительно слабеющими руками за борт фудтрака, потом навалиться на него. После чего медленно сползла на брусчатку набережной.
На мгновение девушка-продавщица высунулась в окошко. Огляделась: нет ли кого поблизости, не видит ли кто.
Потом опять улыбнулась. Только не было уже в этой улыбке ни приветливости, ни ласки. Одна удовлетворенность. «Полдела сделано», — словно говорила она.
Выбравшись из фудтрака, девушка подошла к Юле, подхватила ее под мышки и втащила в вагончик. Посадила осторожно на пол, спиною привалив к стенке. И посмотрела на нее… точнее, полюбовалась.
Да, девочка выглядела мелкой и худосочной. Даже для своих лет. Но разве важен размер? Как слышала продавщица, у смертных имелась теория о крохотных частицах-атомах, расщепив которые, можно получить столько энергии, что хватит стирать с лица земли целые города.
Так и с этой девочкой. С виду невзрачная, она был полна энергии юности. Которой продавщице с лихвой хватит на два-три года.
Еще два-три года оставаться молодой и симпатичной. Вот так повезло!
Продавщица посмотрелась в зеркало, находившееся здесь же, в фудтраке. Полюбовалась собой.
На миг отражение подернулось рябью, а милое личико девушки сменилось образиной старухи — настолько древней и уродливой, что едва верилось, что она жива. И принадлежит к роду людскому.
Чуть более суток спустя
— Конечно, чаще всего грибы растут на мертвых деревьях, — вещал Алексей Крянев, стоя у доски, — точнее, на том, что от них осталось. Так называемые опята… знаете ли, что правильнее называть их «опенками». От слова «пенек». Но бывает, что грибы растут даже на стволах живых деревьев. А еще чаще на живых деревьях растет мох… о чем вам наверняка уже рассказывали на природоведении. Да что там, многие видели сами.
Рука с указкой легко перескакивала с одного рисунка — наглядного пособия — на другой. Рисунками этими была завешана вся доска. И время от времени их приходилось менять. Ибо места не всегда хватало.
— В этом суть паразитизма, — продолжал Алексей, — живой организм, живущий за счет другого организма, также остающегося живым… впрочем, до поры. Использует часть ресурсов, предназначенных другому организму. В этом, кстати, ключевое отличие от хищника, который питается убитым существом.
— То есть, получается, опята — хищники? — не понял один из учеников. И спросил, чисто для формального приличия тряся поднятой рукой.
— Опята ближе к падальщикам, — возразил Крянев, — они ведь не убивают дерево. Просто их споры попадают в древесину, оказавшуюся для них благоприятной средой. Однако, как я уже говорил, другие споры… мха того же, неплохо укореняются и в живой древесине. Но будем продолжать.
Новый взмах указки. И в этот раз ее острие уперлось в изображение насекомого, похожего на осу, приземлившегося на спину гусенице.
— В мире членистоногих похожим образом ведут себя так называемые наездники… только гораздо, как принято говорить, хардкорнее. Наездники откладывают свои яйца в тела других насекомых. В дальнейшем из яйца вылупляется личинка. И растет, питаясь носителем до полнейшей его гибели и даже больше. Ко времени созревания особи от несчастного насекомого остается пустая оболочка.
Алексей немного помолчал, дав ученикам осмыслить информацию. Затем продолжил: