При этом деньги тварь не интересовали. Просто такая работа была идеальным местом засады. Как паутина для паука или яма для муравьиного льва. Работая продавцом, существо встречало каждый день множество людей. И могло выбирать, кто более всего подходит для его нужд. Как и удобный момент, чтобы добраться до желанной добычи.
И вот теперь твари повезло еще раз. Маленькая беззащитная девочка. Одна, без взрослых. В час ранний, почти безлюдный. Причем не абы где, а возле именно того фудтрака, из окошка которого существо уже почти месяц скармливало глупым смертным вредные сладости за их же собственные деньги.
Что и говорить, в питании большинство из них были потрясающе невежественны. Потому и жили так мало.
Существу не составило труда сыграть на слабости одной из них — этой тощенькой малявки. Все дети любят сладкое. Истина, настолько явная, до такой степени бросающаяся в глаза, что доступна даже смертным. И вот желанная добыча у твари в руках. Для нее это было все равно, как для смертного найти свежий и огромный, еще горячий бифштекс. Или полную тарелку икры.
Но вот проблема. Воспользоваться силой, содержащейся в девочке, на месте, не покидая фудтрака не стоило, дабы не привлекать к себе лишнего внимания. Все-таки и набережная — публичное место, недолго ему предстояло оставаться безлюдным. И к вагончику с вкусняшками народ вскоре потянется. На раз, два эти смертные узнают секрет продавщицы. И реакцию их легко было предсказать.
А коль так, стоило припрятать девочку-добычу в укромное место. И существо, притворявшееся девушкой, на этот случай брала в каждое свое дежурство старую детскую коляску. Сидячую, понятно. Не для грудных малышей.
Приходила на работу, прикатывая ее с собой. Коллеги, если и обратили внимание, то значения не придали. «Каждый по-своему с ума сходит», — таков был негласный девиз этой эпохи. Эпохи, когда не только интересоваться чужими делами, но и обращать внимание просто на гримасы поведения других людей стало считаться дурным тоном.
Для охоты, которую вело это существо, трудно было найти более благоприятное время. Тем более что причуда молоденькой продавщицы выглядела, по чести сказать, безобидно. Девушкам ведь свойственно мечтать о ребенке.
И теперь стереотипу смертных о женщине, как о продолжательнице рода предстояло сработать на пользу той, кто означенной женщиной только прикидывалась. Ведь что подозрительного и предосудительного в молодой и симпатичной особе, везущей в коляске спящее дитя?
Конечно, пойманная девочка из колясочного возраста давно выросла. Наверняка уже в школу ходила. Но зато выглядела для своих лет мелковатой. Благодаря чему в коляске вполне поместилась, и нелепо отнюдь не выглядела… почти.
Не желая терять времени и потому безответственно оставив фудтрак, продавщица покатила коляску со спящей девочкой, прикрытой клетчатым пледом. Шла в направлении места, которое считала домом. По крайней мере, до поры.
Настроение было хорошее, о неприятностях существу в обличии девушки не думалось. Потому свист, привлекший внимание продавщицы, когда она шла через район старых и частных домов, оказался полной неожиданностью. Как и смертные, которые его издавали.
Впрочем, прежде чем обернуться на этот свист, продавщица уже представляла себе, кто это мог быть. И чутье, отточенное за века, не обмануло. То и вправду была компания молодых бездельников — из числа обитателей здешних хибарок. Чьи-то непутевые сынки, плюющие на учебу, не имеющие постоянной работы. Зато невозбранно продолжающие занимать родительские жилища. Да пропивать мамину-папину зарплату… а впоследствии и пенсию.
Три парня в каких-то обносках — продавщица лишь их количество не смогла угадать. Еще молодые. Даже двадцати им не было. Но с лицами, давно утратившими юношескую чистоту и обаяние. Правильнее даже было бы назвать их мордами. Красными помятыми мордами, на которых кое-где и морщины уже проступили. И выражения на них были соответствующие. Смесь тупой наглости и ежесекундного ожидания чего-то плохого.
Не то проснувшиеся с похмелья, не то даже не успевшие лечь, эти трое шатались в ранний час по улицам, не зная, чем занять себя. Чем порадовать. Коль деньжат на выпивку не было, мамы-папы подкидывать не спешили. А для чего-то полезного не хватало ни мозгов, ни желанья.
Они шли по одной из улочек, на беду пересекавшей путь продавщицы с коляской. Переговаривались вполголоса, время от времени похохатывая. Пока не заметили одинокую прохожую… симпатичную девушку, проходившую мимо.
Точнее, надеявшуюся пройти. Тогда как эти трое захотели помешать. Как же, ведь в красотке этой они увидели свое спасение от скуки. Неплохой вариант, решили все трое, не сговариваясь. Ничуть не хуже пивасика… и, что ценно, бесплатный.
Потому и оживились, как увидели. Потому и окликнули ее дружным свистом. И потому, наконец, вышли наперерез продавщице, преграждая дорогу.
— Ну че, здравствуй, — сказал один из парней, ухмыляясь и выступая вперед. — Куда идешь?
— А это кто с тобой? — спросил второй. — Дочка? Хорошенькая…
— Да и мама у нее ниче, правда? — подал голос третий. И все трое дружно, хором заржали.
— Слышь, — обратился к девушке с коляской первый из парней, — а хочешь, я тебе еще дочку сделаю?
— Да че нах дочку, — вставил слово один из его дружков, — я вот пацана могу тебе заделать. Нормального такого пацана…
Что до девушки… точнее, существа с внешностью девушки, то ее эта встреча, конечно, не порадовала. Нет, не испугала — даже эти три оболтуса каждый ростом выше продавщицы на целую голову на самом деле не представляли для нее угрозы. Просто раздражало присутствие этих существ, даже у смертных считавшихся низшими, грязными. Не говоря уж о том, что продавщица была не одна. А так удачно подвернувшуюся девочку эти три отброса могли разбудить своим гоготом и тупым трепом. Или даже причинить вред.
И что делать?
Кто-нибудь из глупых смертных попытался бы бежать, кто-то — с боем прорываться. Но тварь в облике девушки-продавщицы прожила достаточно, чтобы ей хватило ума на маленькую хитрость.
Было и еще кое-что, подсказавшее правильное решение. Чувства твари были острее. И дали ей ощутить одного из этих парней — того, который выступил вперед.
Существо уловило исходивший от него трусливый душок, замаскированный под агрессивность и регулярно топимый в алкоголе. Ощутило гнилостные эманации лени. То есть подспудного желания удобно существовать (не жить!), не прикладывая усилий. Чувствовала тварь и насколько нездорово его тело, чьи силы были подорваны дешевым бухлом и вредной едой. А витал над ними ядовитый дух всеобъемлющего разочарования. Слишком рано этот парень понял, что не нужен никому в этом мире, и ничего ему в этом мире не светит.
Но под этими наслоениями душевной грязи еще теплилась едва-едва искорка юной живой души. Вопреки всему этот парень позволял себе… мечтать. Пусть даже вульгарно и всего лишь о телке с большими буферами. Но мечтал! Мечтал о том, чего в реальности был лишен. Вынужденный обходиться такими же отравленными душевно и телесно страхолюдинами из числа соседок, чьих-то сестер или знакомых. А чаще — вовсе картинками да собственной рукой.
И был готов во имя этой мечты хоть немного пошевелиться. Иначе бы плевать ему было на прохожую с коляской.
А главное, смог стремлением к мечте заразить и своих дружков.
Менее секунды твари потребовалось, чтобы все это понять. Если маленькая девочка тянула на полноценный прием пищи, то парень с искоркой был, скорее, перекусом. Вроде пирожка с кофе для смертных.
Да, большинство ингредиентов в таком «пирожке» были, мягко говоря, неполезны. Ну так иные блюда для перекусов смертных вообще ничего полезного не содержали. Зато перекусив на ходу, существо приблизит тот долгожданный момент, когда оно насытится. Надолго насытится, на годы. И кто знает — может, именно их двоих, девочки и этого парня, твари как раз хватит. Хватит, чтобы на какое-то время пожить спокойной веселой жизнью молодого организма. Не заморачиваясь над тем, где взять энергию.