Выбрать главу

Мой фонарик… только затем до меня дошло, что он снова работает, не гаснет.

С жалобным скулежом убрались прочь волки. Словно не рады были оставить добычу. Но вынуждены подчиниться какой-то могущественной силе. Что до медведя, то он вообще не успел показаться нам на глаза.

И я уже не сомневалась, что поглядев на навигатор, найду его вполне исправным.

Впрочем, вскоре оказалось, что необходимости в навигаторе не было. Как и в дальнейших поисках.

— Помогите! Ау! Есть тут кто-то? — донеслись до нас с Орлом чьи-то выкрики. Чьим-то по-старчески дребезжащим голосом.

— Туда, — указал направление мой оставшийся спутник.

И мы пошли. Не встречая больше препятствий вроде баррикад из кустов.

Далеко идти не пришлось. Через несколько метров лучи наших фонарей буквально натолкнулись на двух старушек в комбинезонах и шляпах. Одна сидела, привалившись спиной к стволу дерева и вытянув левую ногу. Другая присела рядом на корточки.

— Помогите! — запричитала она. — Надя ногу подвернула… идти не может.

Рядом с бабулями стояли две корзинки, полные отличных грибов. Утешительный приз.

И что после этого оставалось? Мне, я имею в виду — как старшей группы. Конечно, объявить по рации: «найдены, живы». А в качестве ложки дегтя сообщить, что нужна медицинская помощь.

Ну и еще поразиться про себя, до чего на самом деле это легко — сдаться. Уйти, бросив людей, которые к тебе неравнодушны. Забив на все обязательства. Отказаться от всего, чем жил прежде. И ни о чем больше не волноваться, не напрягаться. Жить, передав кому-то другому это тяжкое бремя — самому распоряжаться собственной жизнью. Самому за себя больше не отвечая.

Самопожертвование? Да. Но много ли в этом самопожертвовании героического? Не меньше ли трусости?

Хотя с другой стороны, страшно представить, что ждало бы этих старушек, не согласись тот незадачливый новичок на сделку с голосом из ночной темноты. Наверняка стали бы питанием для новых жизней.

Еще я думаю… или, если угодно, надеюсь, что именно в этом заключалась особая способность новенького, вроде крыльев у Орла или талант к общению — у меня.

Пожертвовать своей жизнью. Суметь на это решиться, когда необходимо.

Да, так себе умение. Одноразовое, что печальней всего. Но много ли людей способны хотя бы на это?

11 сентября 2021 г.

Расплата

Институт предоставлял неограниченные возможности для превращения человека в мага. Но он был беспощаден к отступникам и метил их без промаха.

Аркадий и Борис Стругацкие «Понедельник начинается в субботу»

Мелкий, но настырный дождик смачивал ковер из сухих опавших листьев. Топча его, по осеннему лесу шли двое. Мужчина и женщина в одинаковых оранжевых жилетах.

Женщина была еще молодой блондинкой, долговязой и коротко стриженной с заурядным неприметным лицом.

Внешность мужчины была куда примечательней. Стройный, но не хлипкий, он тоже выглядел молодо… если не присматриваться к выражению его лица. Суровое то было выражение — как у много повидавшего и пережившего человека.

Но в то же время сказать про него «морда кирпичом» значило попасть пальцем в небо. Напротив, тонкие черты лица заметно смягчали внешность этого человека, придавая ей некоторую интеллигентность, даже аристократичность. Портрет довершали тонкие, аккуратно подстриженные усики. Совершенно не модные, но вид не портившие ни на йоту.

На секунду мужчина остановился, прислушиваясь. Сквозь шорох дождя до него донесся слабый стон.

— Кажется, в той стороне, — проговорил он затем.

И пара в оранжевых жилетах продолжила путь. Чтобы через несколько минут наткнуться на небольшую канаву, над которой нависал накренившийся ствол мертвого гниющего дерева.

Будучи для кого-то и впрямь небольшой, канава эта оказалась непреодолимым препятствием для тощего лысеющего старика. Да что там препятствием — западней. Старик валялся на ее дне в неудобной позе: кверху ногами. Но был еще жив. Это его стон слышал усатый мужчина.

— Кажись, вот наш грибник, — констатировала блондинка.

Ее спутник, промолчав, осторожно спустился в канаву.

— Помоги, а, — взмолился, обращаясь к нему, старик, — видишь… приземлился неловко. Подняться не могу… хоть бы не перелом.

— Помогу, помогу, — пробормотал в ответ усатый мужчина, — уж я помогу… вот сейчас помогу.

— Может, лучше со штабом связаться, — окликнула его блондинка, — пусть скоряк пришлют.

Но ее спутник только поморщился от жаргонизма «скоряк», в отряде означавший скорую помощь. Не по вкусу ему были эти коряво-подлые словечки, достойные каких-нибудь люмпенов. А предложение напарницы проигнорировал вовсе.

Склонившись над стариком, усач протянул к нему ладони с растопыренными пальцами. И… буквально увидел, как к ним устремился, поднимаясь с груди незадачливого грибника, едва заметный дымок.

Старик закряхтел, затем закашлялся, хватаясь за сердце и задыхаясь. Из его носа побежали две темные струйки, а глаза расширились настолько, что, казалось, готовы были вылететь из орбит.

— Эй! Что у вас такое?! — вскричала блондинка, заметив неладное.

Соскользнув в канаву, подбежала к напарнику.

— Эй! Че за фигня… Шмель?!

Толкнула его; мужчина, названный Шмелем, завалился на бок. Но уже секунду спустя резко подскочил на ноги, словно на пружинах. Повернулся.

Его лицо теперь выражало не суровость, а ярость. Пополам с чисто животным возбуждением голодного хищника, дорвавшегося до добычи. Глаза безумно сверкали.

— Не лезь! — взревел он, и блондинка испуганно отшатнулась.

Затем добавил, тоном уже более спокойным, но по-прежнему без тени дружелюбия:

— Я могу хоть сейчас свернуть твою костлявую шею. Но могу и, наоборот… поделиться силой. Не смотри, что он такой старый и хилый. Тут и тебе хватит… если будешь умничкой… да!

Блондинка молча закивала, судорожно сглотнув.

А затем Шмель поднес ладонь к ее лбу — всего на секунду. И блондинка аж глаза зажмурила от неожиданно нахлынувшего и никогда прежде не испытанного блаженства. Будто солнце в голове зажглось. Только не раскаленное, а ласково-теплое, животворящее. Под его лучами таяли, словно снег, усталость и раздражение от долгого похода по лесу.

— Приятного аппетита, — с усмешкой сказал ей напарник.

Когда он снова повернулся к старику, тот уже и трепыхаться перестал. Смотрел в осенние небеса остекленевшими глазами.

Шмель глубоко вздохнул и выдохнул несколько раз, снимая возбуждение. Нелегко это было сделать, ведь внутри него все бурлило и горело от прилива свежей энергии. Жизненной силы.

Наконец, справившись с собой, Шмель, как старший группы достал рацию и уже нормальным тоном проговорил:

— Это «лиса-7». Найден, погиб.

На последних словах еще покосился на спутницу-блондинку. Попробуй, мол, хоть слово против сказать.

* * *

В ушах еще звенело игривое «love me, love me» вместе с сопутствующим веселым мотивчиком, когда Пифия выходила из ночного клуба. Вспотевшая, притомившаяся, но довольная. Немного растрепавшаяся прическа была предусмотрительно уложена во время последнего похода в дамскую комнату — перед самым выходом. Потому что… да, в этот раз подцепить никого не удалось. Но вдруг фортуна еще повернется к ней лицом за пределами клуба. Ночь продолжалась.

Другие могли думать что угодно, но сама Пифия не считала себя гулякой, а свой образ жизни — безнравственным. Любой организм нуждается во встряске, но особенно тот, которому приходится больше работать головой. А Пифия не просто работала. Ей, вынужденной много запоминать, многое понимать, прочувствовать и предвидеть, собственный мозг казался чем-то вроде мусорного ведра. А даже ведро для мусора нужно время от времени освобождать, иначе плохо будет и ему самому, и окружающим.