– Дорогая, боюсь, ты поставила себе скверную и бессмысленную цель, которая никуда тебя не приведет.
– Просто я трезво смотрю на жизнь.
– Нигилистично, дорогая.
– Но вряд ли я снова с кем-нибудь познакомлюсь.
– Не глупи, дорогая, конечно познакомишься.
– Нет, не познакомлюсь. Потому что я недавно прочитала в газете, что сорок пять процентов женщин знакомятся с партнерами через общих друзей, а я уже познакомилась со всеми друзьями своих друзей. И двадцать один процент знакомится на работе.
– Дорогая, я бы хотела, чтобы ты подыскала себе более подходящую работу. А то ты только тем и занимаешься, что сидишь целыми днями над своими слоганами.
– Зато у свободного художника больше свободы!
– Да, но так ты не встречаешься с мужчинами. Кроме Кита. Почему ты не выйдешь за Кита, Тиффани?
– Я не хочу снова проходить через все это, мама. Да и к тому же он любит Порцию.
– А у твоих подружек никого нет на примете?
– Нет. Когда я думаю о тех мужчинах, с которыми познакомилась через подруг, меня дрожь пробирает. Все они были ужасными, особенно Филлип.
– О да, – произнесла она многозначительно. Бесполезный, бесчувственный Фил Эндерер.
– Эти мужчины! – с отвращением процедила я. – Кому они нужны? Только не мне. Во всяком случае, я не собираюсь проходить через это снова. Никоим образом. Забудем об этом. Нет. Спа-си-бо.
Через два часа после этого разговора зазвонил телефон. Это была Лиззи.
– А теперь послушай вот это, Тиффани, – сказала она, громко шурша газетой. – Слушай внимательно.
– Ладно, слушаю.
Она театрально прочистила горло.
– «Высокий, атлетический, пылкий, состоятельный, чувственный ученый, тридцати шести лет, ищет подругу, чтобы разделить с ней веселье, любовь… и жизнь?» – Она произнесла последнее слово с мелодраматической интонацией.
– И что? – спросила я. – Ты прочитала это очень выразительно. О чем это?
– Это объявление какого-то мужчины, – пояснила она.
– Я поняла.
– Из «Телеграф».
– Хорошо.
– В сущности, оно очень привлекательно, ты не находишь?
– Полагаю, да.
– А ты не ответишь на него, а, Тиффани?
– Да, – сказала я неожиданно для себя. – Отвечу.
Я также ответила утвердительно, когда Лиззи предложила мне встретиться как-нибудь с одним из коллег Мартина по работе. Разве я когда-нибудь говорю «нет», когда меня знакомят с представителем мужского пола, имеющим матримониальные намерения? Как же я могла теперь отказаться?
– Его зовут Питер Фицхэррод, – сказала она после того, как закончила о «высоком, атлетическом ученом». – Он работает в агентстве по долгосрочным займам. Кажется, сейчас он занимается займом для Мозамбика. Я познакомилась с ним на прошлой неделе в гостях, – пояснила она. – Ему сорок один, разведен, двое детей. Но он симпатичный, – добавила она, – и очень хочет жениться снова.
Теперь у меня нет абсолютно никаких возражений против разведенных мужчин – раз уж первая жена вышла в тираж, ха, ха! – так что я сказала Лиззи, что она может дать ему мой телефон. Затем я села писать ответ Высокому, Атлетическому Ученому. И вот я, с ручкой наготове, зависла над листом самой лучшей бумаги «Конкуэрор» устричного цвета. С чего мне начать? То есть как, черт возьми, в таких случаях обращаются? Как написать: «Дорогой высокий, атлетический, чувственный, обеспеченный…», или «Дорогой, чрезвычайно эротичный экзистенциалист…», или «Дорогой чарующий брюнет пятидесяти семи с половиной лет…»? Какие тут приняты правила этикета? Может быть, сказать напрямик: «Здравствуйте, одна моя подруга, которая ужасно любит командовать, увидела ваше интригующее объявление и заявила мне, что, если я не отвечу, она меня убьет»? Может быть, мне написать: «Здравствуйте! Меня зовут Тиффани. Мне кажется, я могла бы стать вашей подругой»? А может, начать так: «Дорогой почтовый ящик МЛ2445219Х»? Или просто: «Дорогой сэр…»?
Вместо этого я решила прогуляться по магазинам. Нет ничего лучше поездки на Оксфорд-стрит, 73, чтобы прочистить мозги, и вскоре у меня сложилось позитивное мнение о Высоком, Атлетическом, Чувственном, Состоятельном и так далее (назову его, пожалуй, просто «Высоким» для краткости). К тому времени, когда автобус двинулся по Эссекс-роуд, мы уже дважды поужинали вместе, а когда отъехал от станции метро «Энджел», он нежно сжал мою руку. Когда автобус свернул на Пентонвил-роуд, он пришел познакомиться с моими родителями, когда проехал мимо станции метро «Юстон», объявление о нашей помолвке появилось в «Таймс», и, когда через полчаса остановился у «Селфриджез»,[7] мы уже были женаты, у нас было двое детей и мы жили в Кембридже, где он, несомненно, преподавал что-нибудь ужасно трогательное вроде цитогенетики. Автобусные поездки обычно не вызывают таких приятных фантазий. Скорее, они напоминают мне ужасные проблемы, которые возникали у меня с мужчинами. Например, мне удается, по счастью, сесть на автобус номер 24, и я уверена, что доеду, скажем, до Хэмпстеда. Он, кажется, идет по своему маршруту, место назначения вполне конкретное. Но затем, как только я расслабляюсь, читая книгу, – динг, динг! «Последняя остановка! Маршрут меняется!» И вот меня высаживают в самом дальнем конце Кэмдена.[8] И когда я вежливо выражаю протест водителю автобуса по поводу своей неожиданно прерванной поездки, он спокойно указывает на табличку на переднем стекле, где написано крупными буквами: «Только до Кэмден-Хай-стрит». С мужчинами точно так же. Мне не удается вовремя прочесть табличку. Так что я позволяю им провести себя не только по садовой дорожке, но и через входную дверь в дом, затем через гостиную и вверх по лестнице в спальню, перед тем как они выставят меня через заднюю дверь – обычно с наставлением подстричь перед уходом траву на лужайке. К сожалению, весь этот процесс занимает слишком много времени, пока я, к великой своей досаде, понимаю, что к чему.