Медленно, как бы задумчиво сползло белое покрывало, и я увидел Поликарпа Филипповича. Бронзовое лицо его смотрело ласково. Он был в фуражке машиниста, а на груди его красовался значок почетного железнодорожника. Сотни ребячьих глаз смотрели на своего учителя, и я читал на их лицах: «Клянемся, дорогой Поликарп Филиппович, быть такими же честными и смелыми, как ты».
В то утро на площади у станции Березки я пережил минуты, которые мне не забыть никогда. Это было, когда высокий седой Кущин и маленький Минька стали на колени у пьедестала памятника Кнышу и положили сюда первые цветы — синие подснежники.
Это было, когда сотни мальчиков и девочек произнесли здесь, на площади, свое торжественное обещание:
«Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Советскую Родину, жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия».
В это время я стоял рядом с Минькой. А он смотрел на бронзовое лицо своего друга Поликарпа Филипповича.
С трибуны четко донесся призыв:
— Юные пионеры, к борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!
И я услышал, как юные голоса ответили:
— Всегда готовы!
И Минька, хотя он не стоял в строю, тоже произнес громко и четко:
— Всегда готов!..
До этого дня я ведь с Минькой не был знаком. Меня познакомили с ним, и мы долго беседовали, когда взрослые разошлись, а юные железнодорожники пели песню своих отцов и матерей: «Взвейтесь кострами, синие ночи…» И еще много других хороших песен.
— Значит, вы его только видели. А знакомы не были? — сказал мне Минька на прощание.
— Да. Я только один раз видел Поликарпа Филипповича. Но я много, очень много слышал о нем хорошего.
— А мы с ним были друзья, — сказал Минька.
Он взял меня за руки:
— Не торопитесь. Пусть эта электричка пройдет. Еще электричка будет. Подождите.
— Да, — сказал я. — Подожду.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ КОЛИ ПЕРЕПЕЛКИНА
1. ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
Однажды меня вызвал редактор и молча протянул письмо. Я прочитал:
«Дорогая редакция!
Пишет вам бывший ученик школы в станице Солнечной на Кубани Перепелкин Николай. Когда я учился в школе, то думал, что буду комбайнером. Я хотел работать. Но я сделал некрасивый поступок и теперь не знаю, как мне быть: оставаться работать здесь, где я уже работал помощником комбайнера, или уехать на другую работу, потому что мне стыдно из-за своего поступка. У меня образование 10 классов нашей школы-десятилетки в станице Солнечной. А техника в этой станице очень хорошая. В другую ехать не хочется.
Посоветуйте: как быть?
Если вы приедете к нам в станицу, поймете, почему я не хочу уезжать. А оставаться тоже стыдно.
С приветом Коля Перепелкин».
…Я приехал в станицу Солнечную и познакомился с Колей Перепелкиным — таким рослым парнем, что большинство людей было ему по плечо. Острижен Коля под бокс, лицо загорелое, черные глаза блестят из-под густых бровей и свесившегося на лоб чуба. Одет он был в пеструю ковбойку.
Как только я спросил о Коле в Солнечной, мне сразу же показали домик Перепелкиных. Колю хорошо знали в станице. Он был как бы знаменитостью. И в первый день приезда и позже я не раз слышал, как о нем говорили: «Перепелкин? Как же, знаем. Это тот, что Красноштана раскрыл». Вспоминая об этом, смеялись.
Но расскажу все по порядку.
2. НА ТОКУ
Ток — самое горячее место в страдную пору, когда убирают урожай. Если хлеб скосили и не обмолотили (это когда на поле работает не комбайн, а косилка), на току идет молотьба: грохочет молотилка, золотистая пыль от зерна летит над землей. Здесь же, на току, зерно сушат, очищают, сортируют и взвешивают.
В первые годы после войны в станице Солнечной не было механических весов, и взвешивали зерно вручную.
Представь себе носилки, у которых вместо ложа глубокий ящик. Шестьдесят ящиков приходилось перевешивать из каждой подводы, несколько сот ящиков из автомашины. Работа была тяжелой, и времени на нее уходило уйма. Когда пошли по степям комбайны, потекло зерно из бункера в автомашины стремительным потоком, весы на току оказались узким местом.
— Давай шевелись! — кричали с автомашин, выстроившихся в очередь к весам.
А у весов и без того «шевелились». Колхозницы плюхали на весы ящики-носилки, относили их, опрокидывали, чуть не бегом возвращались к автомашине, с которой насыпали в ящик новую порцию зерна.