Что ж, все хорошо – тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! Будучи суеверным, Дымов поискал глазами кусочек дерева, чтобы постучать по нему. Кстати, он забыл еще одну вещь: в недрах президентской администрации бродил проект указа, завизированный всеми, кем положено, о присвоении ему звания «Заслуженный деятель науки РФ».
«Не перехвали, – посоветовал самому себе Андрей Семенович и таки постучал по дереву. – Все, 7.30, пора собираться, а то еще опоздаешь на работу, проснувшись ни свет ни заря».
Он встал, подошел к окну. И тут что-то словно кольнуло его. Два смутных облачка – не белоснежных, а скорее темно-серых висели над ним, хотя небосклон был девственно-чист.
«Что же это такое?» – подумал Андрей Семенович. У него часто бывало: чувствует что-то неприятное, помнит об этом, но не может сказать, что именно. Сейчас было именно так. Что вдруг возникло прямо по курсу?
Про одно облачко вспомнил: сегодня он должен заехать в больницу и получить результаты анализа крови на РSA, который делал почти неделю назад, но не удосужился получить из-за своей вечной занятости. Вообще-то ни обследоваться, ни лечиться Андрей Семенович не любил – на это времени точно не хватало. Но годы брали свое, и здоровью приходилось уделять внимание. Лет пять назад он случайно набрел на одну ведомственную больницу и с тех пор периодически в ней появлялся. Хотя дело было не в самóй больнице и не в отделении, а в работавшем там враче – Анне Ивановне. Она была прекрасным врачом – умница, обладающая энциклопедическими знаниями, причем как в области медицины, так и в искусстве и литературе. Но суть не в этом. Глядя на нее, он вспоминал строки Н. Заболоцкого:
«…что есть красота, // И почему ее обожествляют люди? // Сосуд она, в котором пустота, // Или огонь, мерцающий в сосуде?»
В Анне Ивановне не огонь мерцал, а бился свет ста сорока зенитных прожекторов, использованных Жуковым при наступлении на Берлин. И жар от этого света превосходил тепло, которое давала любая доменная печь. А ее голос? Завораживающий и успокаивающий. И как успокаивающий! Шутя, он называл ее дальней родственницей сирен, которые едва не погубили экспедицию Одиссея.
– Но от своих предков вы унаследовали только очаровательный голос, – подчеркивал Андрей Семенович.
Около этого «источника» света, тепла и успокоения он, когда припекало, и стал появляться в последние годы. Сначала Андрей Семенович каждый год ложился на двухнедельное обследование, прокапаться всякими витаминами и т. п. Потом спираль времени сжалась еще на один виток, а может и на несколько, и он оставался всего на два дня. Все делал в бешеном темпе, одновременно разговаривая по нескольким мобильным, и терпеть это могла только Анна Ивановна с ее ангельским характером.
Потом Андрей Семенович с удовольствием сидел с ней рядом, причем, что было для него нехарактерно, терпеливо и никуда не торопясь. Слушал ее назначения и клялся себе, что непременно будет выполнять все, хотя в глубине души понимал – скорее всего, выполнит не более 50 процентов рекомендаций.
Анализ крови на PSA до сих пор не получил не только из-за занятости: он откладывал визит, как поход к зубному врачу, пока не прижмет так, что дальше некуда. Что такое PSA, Андрей Семенович не разбирался – вроде бы простатический специфический антиген, или как там его. Но знал наверняка, что, если результат на уровне 4 мг/л, все в порядке, а если выше – ничего хорошего, велик шанс рака простаты.
Несколько лет назад с PSA была неприятная история, которую он не очень любил вспоминать. В больницу пришел новый уролог, который долго работал в онкологической клинике и поэтому сразу погнал всех пациентов сдавать анализ крови на PSA. Попал в эту выборку и Андрей Семенович. Пошел, сдал, а результат – 8,4 мг/л. Он с содроганием вспоминал, как стоял перед Анной Ивановной и урологом, словно ученик, разбивший футбольным мячом стекло, перед директором школы и классным руководителем. Дымов сбивчиво начал говорить, что последние тридцать пять лет под его началом трудились больше ста лаборанток, и они все путали колбы, реактивы, пипетки и часто выдавали дурацкие результаты. Может, сходить и пересдать анализ в другом месте? Все это говорилось таким жалким тоном, что было противно и гадко себя слушать. Тем не менее уролог сдался.