— У меня такое чувство, что я во всем виноват.
— Не дури, — сказал Бурда. — Это судьба.
— Но это я взял его с собой! И не сумел уберечь.
— Кто же это был, как ты думаешь? Видел его лицо?
— Лишь мгновение.
— Оно знакомо тебе?
Кот отрицательно покачал головой:
— Я здесь немного больше года. Я не узнал бы и Килиана, если бы увидел. Проклятое место! Сначала Килиан, теперь Марженка… Нам отплатили за это.
— Отплатили?
— Я уверен, что здесь орудует банда, которая организует туда переправу. Одного Короля Шумавы мы ликвидировали. Теперь работает новый Король. Новый или старый, разве в этом дело?
В канцелярии погранзаставы из-за дыма ничего не было видно. Все находящиеся там непрерывно курили. Никто не произнес ни слова. Это были те пограничники, которых собрал Бурда. Они прочесали лес. Своей трескотней их мотоциклы нарушили тишину серого утреннего рассвета. Пограничники в канцелярии молчали и нетерпеливо ждали, когда обнаружат след, который помог бы выявить убийцу Марженки. Поймать его было безнадежным делом. Убийца скрылся через болото в Баварию, пропал в дождливой тьме.
Однако пограничники, возбужденные, как гончие на охоте, продолжали поиски. У них был опыт. Они знали, что всякое может быть. Убийца мог вывихнуть ногу, когда прыгал сверху, и спрятаться, скрючившись, где-нибудь у болота. Он мог запутать следы и вернуться обратно в Чехию, подальше от границы. Конечно, в Баварии для такого, как он, безопаснее; ну, а если убийца туда не хотел или не мог возвратиться? А что, если он выходец из этих мест? Ясно было лишь одно: по пути в Баварию или обратно он на мгновение завернул в сарай в тот момент, когда разразился такой сильный дождь, что ему трудно было ориентироваться. Там его и застигли врасплох Кот и Марженка, а при столкновении он убил младшего сержанта. Патроны от его пистолета были немецкие. Правда, на основании одного этого факта нельзя судить о чем-либо. В Центральной Европе в то время большая часть оружия была немецкого производства — результат войны. Только зажигалка могла быть зацепкой, правда очень слабой. Зажигалка была обыкновенной, блестящей, как и сотни тысяч других. Отпечатков пальцев не было заметно.
Марженку вынесли.
Его несли Буришка и Цыганек. У Буришки трясся подбородок. Он без стеснения горько громко плакал, и слезы капали на мокрый мундир Марженки. Цыганек что-то бормотал сквозь стиснутые зубы. Их сопровождали несколько пограничников, которые еще не знали толком, что такое служба.
— Пусти, — сказал Цыганек чужому шоферу, когда Марженку положили в машину. — Я его сам отвезу.
— Он хотел ехать к девушке, — сказал Кот Бурде, — к своей возлюбленной. Я не разрешал ему… Видишь, сколько нас здесь…
— Пошлите ей телеграмму о том, что произошло.
Кот повернулся к бледному музыканту:
— Витек! Ты это сделаешь лучше всех! Знаешь, где он прятал ее адрес?
— В шкафу.
— Ну иди.
Пограничник вошел в пустую комнату и содрогнулся. Он понял, почему все сидели в тесной канцелярии: здесь были одежда Марженки, его шкаф, чемоданчик, все его скромное имущество. Витек присел на первую кровать. Его тонкие пальцы дрожали. Он смотрел на шкаф и не решался его открыть, как до этого боялся взглянуть мертвому в лицо. В нем начало расти незнакомое до сих пор чувство — страх. Это была первая смерть, свидетелем которой он стал. Вот как она здесь выглядела: просто две дырки в теле, два выстрела из пистолета. Боялся ли ее Кот? По-видимому, нет. А Буришка? Тоже нет. И Цыганек вначале не боялся, но он же одержимый. «Только я», — подумал Витек. Он уже пожалел, что пошел на военную службу. Он сделал это из-за несчастной любви: люди от этого бросаются под поезд. Он хотел как-то отвлечься и попросился в пограничные войска. Искал там что-то такое, чего не могла дать музыка. Став пограничником, понял, что снова ошибся. Он вовсе не был плохим солдатом. Он был даже способнее, чем многие другие, у него была хорошая голова. Хотел попасть в контрразведку, но это никак не удавалось.
В прошлом году на границе бушевали сражения. Пограничные части сумели устоять. Потом появлялся какой-нибудь контрабандист, какой-нибудь перемещенный немец, который за чем-нибудь возвращался, и больше никого. Ничего сногсшибательного! А песни какие пели! Ему раньше такое и не снилось. Создали сводный оркестр. Едва он пришел в Хамры, Беран его послушал и сразу принял в коллектив музыкантов. Чего только они не играли… Ну, а теперь?