— Займем наблюдательный пункт у Мертвого Угла, — сказал он, когда мы, поднявшись на склон холма, зашагали по тропинке, ведущей к лесу.
...Пробило девять. Я напряженно наблюдал в бинокль за всем, что происходило по ту сторону границы. Повозка с молочными бидонами уже уехала. Из труб деревенских домов поднимался дым. Свежий утренний ветер закручивал его штопором и гнал в нашу сторону.
— Товарищ фельдфебель, — тихо спросил я, — почему это место называют Мертвым Углом? Ведь все здесь выглядит так мирно и спокойно...
Фельдфебель Хоппе вытащил сигарету из кармана полевого комбинезона, потом положил мне руку на плечо.
— Внимательно наблюдайте за просекой у домика путевого обходчика. — Он немного помолчал, а затем спросил: — Нашли?
— Нашел, — ответил я.
— Добро! Если что-нибудь обнаружите, дайте мне знак.
«Прекрасно, — подумал я. — Вот тебе и ответ на твой вопрос. Но все же лучше, чем ничего!..» Тем не менее я был глубоко разочарован.
Хоппе затянулся сигаретой и выпустил дым сквозь губы, сложенные трубочкой.
— Почему это место называют Мертвым Углом? — вернулся он к моему вопросу. — Это, в сущности, совсем простая история. Я тогда только начинал службу на границе. Вроде как ты сейчас. Однажды я был в патруле вместе со штабс-ефрейтором Шнайдером, старым пограничным волком.
Он снова затянулся сигаретой и как бы про себя улыбнулся:
— Я не особенно хорошо вел себя тогда.
Фельдфебель Хоппе тщательно затушил окурок сигареты в бруствер окопа, который мы занимали, и носком сапога забросал его свежей землей. Потом не спеша продолжил:
— Шнайдер теперь, кажется, инженер-химик. Тогда на этом участке долгое время ничего особенного не случалось. Но в тот раз, когда я был с Шнайдером, неожиданно позади нас выскочил человек. Он был от нас в каких-нибудь двух десятках шагов. Шнайдер быстро скомандовал: «Стой! Пограничный патруль!» Однако нарушитель и не подумал выполнить приказ. Он бросился от нас в сторону, пытаясь скрыться в зарослях. Но это ему не удалось: кустарник там рос низкий и густые ветки переплелись у самой земли. Я потом покажу это место...
Шнайдер крикнул мне: «Хоппе! Предупредительный выстрел! Я отрежу ему дорогу к границе!..»
Фельдфебель Хоппе поправил лежащий перед ним автомат, будто он мог ему вот-вот понадобиться, а затем продолжал:
— Я сделал предупредительный выстрел. Точнее, это был не выстрел. Из моего автомата вылетела целая очередь, так как я забыл поставить автомат на одиночный огонь. Впрочем, это не имело значения. Человек этот вдруг закричал: «Не стреляй! Я же инвалид!» Шнайдер между тем отбежал уже метров на сорок — пятьдесят от нас. Я видел, как он мелькал между деревьями. Нарушитель неожиданно остановился и поднял одну руку вверх. Я видел, что он поднял только одну руку, и тем не менее направился к нему... — Фельдфебель опять замолчал, как бы вновь осознавая ту ошибку, которую тогда совершил, а затем тихо промолвил: — Шнайдер в этот момент выстрелил...
Я взволнованно спросил:
— Значит, этот тип был вооружен?
Хоппе ответил:
— Ну, конечно. У него оказался пистолет бельгийского производства. И он бы выстрелил в меня, если бы не Шнайдер... Штабс-ефрейтор был вне себя от моей глупости и рычал на меня ужасно. И вот тогда-то он и произнес эти слова — «Мертвый Угол», потому что это место могло стать для меня могилой. Нарушитель действительно был одноруким, но он умел стрелять, используя протез. Протез же у него служил тайником. В нем оказались документы, золото, фотоаппарат.
Мы помолчали. Я не утерпел и задал вопрос, который вертелся у меня на языке:
— Шнайдер убил нарушителя?
— Нет, — ответил Хоппе, — он прострелил ему бедро. Рану мы перевязали...
Я продолжал внимательно наблюдать за своим сектором на той стороне. Через полчаса у домика путевого обходчика остановился автобус. Из него высыпали школьники, одиннадцати-, двенадцатилетние мальчишки и девчонки. Человек в большой белой кепке подвел их к границе.
— У тебя есть дети? — спросил меня Хоппе. Я ответил отрицательно, а он сказал: — Моей дочери столько же, сколько тем, на той стороне. — И, помолчав, добавил: — Она — староста в классе.
Мужчина в белой кепке что-то объяснял детям и показывал рукой в нашу сторону.
— А этот вот как раз, может быть, сейчас рассказывает историю о бедняжке инвалиде, — со злостью произнес вдруг Хоппе, — об инвалиде, который хотел навестить свою сестру в Лейпциге или еще где-нибудь, о несчастном инвалиде, которого злодейски убили восточногерманские пограничники. Вот так отравляют они души детей. И дети, к сожалению, им верят. Так они воспитывают ненависть к нам, а преступника, который готов был совершить убийство, превозносят как героя.