— Добре. Постараюсь…
Времени до рассвета и впрямь оставалось с запасом, хоть и помыкались лишних полчаса по правую руку от мелководной речки. Теперь душа пела: двигались в правильном направлении. Со второй попытки разведчики покинули русло в нужном месте и вышли на главный ориентир — одинокую высокую березу. От нее чуток подвернули к югу и спустя несколько минут оказались у входа в коридор.
Курочкин медленно полз к первой линии советских окопов, на ощупь определял воткнутые в грунт короткие веточки ивы. Он сам размещал эти метки по границам прохода, когда разведчики обезвреживали мины; ему же Васильков доверил и отыскивать их в кромешной тьме.
За Курочкиным следовал командир, далее — все остальные. Замыкал, как всегда, Иван Старцев. Эта работа, требующая особого внимания и хорошего слуха, приходилась ему в самую пору. Прополз пять-шесть метров, остановился, оглянулся, прислушался… И так до наших позиций, покуда предпоследний не нырнет в объятия встречающих товарищей.
Рядом с группой бесшумно скользнул луч прожектора. Вжавшись в землю, разведчики замерли…
В освещении минных заграждений немчура нарочно отступила от правил и не придерживалась порядка или графика. Порой по изрытой воронками поверхности лениво шарила парочка прожекторов, после чего надолго повисала пауза, и огромное поле тонуло во мраке. Затем вдруг разом вспыхивали десятки источников света, и пространство между советскими и немецкими позициями озарялось ярчайшим светом. В такие минуты советским бойцам казалось, что на нейтральной полосе не скроется и полевая мышь.
Но не это было головной болью Василькова. Изредка помимо прожекторов просыпались «мясорубки», или «пилы Гитлера», как наши солдаты называли немецкие единые пулеметы MG‑42. Лучи скользили по полю под острым углом, заметить на нем распластавшихся и накрывшихся плащ-палатками можно было не всегда. И тогда пулеметчики лупили наудачу. Однажды, когда бойцы Василькова прокладывали проход в минном поле, удача едва не улыбнулась одному из немецких стрелков — плотная очередь легла между Курочкиным и Старцевым.
Сегодняшней ночью одновременно загоралось два-три прожектора. Пулеметы, пока разведчики преодолели половину дистанции, оживали дважды, но оба раза пули свистели вдалеке.
И вот, когда до нейтральной полосы оставалось не более сотни метров, длинная пулеметная очередь впилась в землю рядом с бойцами.
Один из них вскрикнул.
— Сидоренко! — узнал по голосу командир. — Зацепило?
Внятного ответа не последовало. Лишь по интенсивной возне и приглушенному мычанию Васильков догадался, что товарищ ранен.
Ближе всех к Сидоренко оказался Старцев.
— Петро, куда тебя? — подполз он к бойцу. — Слышь, Петро…
Пуля попала в брюшную полость — давясь стоном и держась за правое подреберье, Сидоренко катался по земле.
Это было отвратительное ранение: опасное для жизни и очень болезненное. К тому же сопровождающееся большой кровопотерей. Требовалось быстрее тащить раненого в наше расположение.
Луч вылизывал изрытый грунт в опасной близости. Старцев навалился на Сидоренко и обхватил его руками.
— Тихо, Петро, тут же мины вокруг и прожектор шарит! Тихо…
Но удержать на месте великана не получалось. Сложившись пополам, уроженец Одессы крутанулся и сломал плечом торчащую из земли короткую веточку ивы. Напрасно Старцев пытался затащить его обратно в коридор — силы были не равны.
— Живо помогите ему! — приказал Васильков.
Два разведчика рванулись обратно, но доползти до раненого не успели. Внезапно там, откуда исходили шорохи и сдавленный стон, грохнул взрыв противопехотной мины.
Глава первая
Июнь-июль 1945 года.
Сформированный в Федерсдорфе эшелон неспешно катил на восток, подолгу простаивая на полустанках и пропуская поезда с техникой, заводским оборудованием, стройматериалами, лесом. Страна-победитель восстанавливалась после окончания тяжелейшей войны и остро во всем этом нуждалась.
Половина эшелона состояла из грузовых вагонов и платформ с имуществом и вооружением расформированной пехотной дивизии. Другая половина представляла собой теплушки, в которых возвращался с войны рядовой и сержантский состав. В два пассажирских вагона третьего класса набились младшие офицеры. А в единственном купейном вагоне с аккуратной надписью «Berlin-Stralsund» с комфортом разместились старшие офицеры.
Золотилось ярким солнцем погожее летнее утро. На четвертые сутки путешествия эшелон медленно подбирался к западной окраине Москвы.