… Смоленский железнодорожный узел и аэродром стали для нас целью на ряд боевых вылетов. За ним последовала «работа» по железнодорожным узлам Витебска, Орши, Минска, Любани. Но все мы рвались понести наши «гостинцы» подальше, на города фашистской Германии. Но приказ есть приказ.
Вскоре мне прибавилось забот: меня назначили командиром эскадрильи. Повысили в звании — стал майором.
А «работа» — все та же: бомбили железнодорожные узлы со скоплением вражеских эшелонов с живой силой и техникой, изредка — аэродромы и прятавшиеся в лесах готовые к броску скопления танков.
С авиазавода, строившего воздушные корабли нашего типа, стали все чаще поступать к нам новые машины, и наступило время, когда их количество уже не умещалось в положенное одному полку штатное число. Началось формирование второго полка. Меня это интересовало тогда мало, — наступили долгожданные ночи полетов в глубокий тыл врага, на военные объекты Берлина и Кенигсберга, Данцига и Штеттина, Будапешта и Варшавы.
К тому времени постановлением Государственного Комитета Обороны была создана Авиация дальнего действия и командующим АДД стал командир нашей дивизии Александр Евгеньевич Голованов. Дивизию принял Викторин Иванович Лебедев, наш командир полка.
В октябре 1942 года последовал приказ командующего АДД:
«Командир эскадрильи 432-го тяжелобомбардировочного авиационного полка 81-й авиационной дивизии Авиации дальнего действия майор Пусэп Эндель Карлович назначается командиром 890 ТБ АП 81 АД АДД».
А еще несколько месяцев спустя — в январе 1943 года мне было присвоено очередное воинское звание — подполковник.
На огненной дуге
«Два наших самолета не вернулись на свои аэродромы. Совинформбюро».
Начало июля 1943 года выдалось знойным и жарким. Солнце припекало к полудню так сильно, что нельзя было притронуться к наружным частям самолетов.
В эти дни враг готовился к очередной операции под названием «Цитадель», в результате которой намеревался уничтожить советские войска на Курской дуге и открыть себе путь на Москву — вожделенной цели Гитлера и его генералитета. Шум, поднятый по этому поводу геббельсовской пропагандистской машиной, доходил и до нас: то по обрывкам подслушанных радиопередач, то через листовки, щедро разбрасываемые фашистскими летчиками. Со свойственной ей помпой и трескотней, геббельсовская пропаганда расписывала невиданную по мощи новую армию, оснащенную непробиваемыми танками и самоходными орудиями, против которой «истощенной и обескровленной» Красной Армии не устоять…
Восточный фронт, как ненасытное гигантское чудовище, пожирал с каждым днем все больше и больше сил, истощая до предела и так уже скудные запасы Германии и всей оккупированной фашистами Европы. Беспрерывным потоком, днем и ночью катили железнодорожные эшелоны с запада, доставляя живую силу, военную технику и боеприпасы на железнодорожные узлы Орла и Белгорода. Львиную долю всего этого «добра» пускали под откос неуловимые народные мстители — партизаны Украины и Белоруссии, объявившие в те дни ненавистным оккупантам беспощадную «рельсовую войну».
То, что все же доходило до места назначения, попадало под удары бомбардировщиков советской авиации.
Авиация дальнего действия в эти дни воевала в тесном взаимодействии с наземными войсками, которые готовились к отражению очередного вражеского натиска.
В этот душный июльский вечер подготовка к очередному вылету подходила к концу. Распластав у опушки леса широченные крылья, наши четырехмоторные красавцы ПЕ-8 (ТБ-7) принимали в свое чрево смертоносный груз — бомбы. Одна за другой, втягиваемые с помощью лебедки, исчезали в широко раскрытых люках кораблей двухсотпятидесятикилограммовые сигарообразные авиабомбы. Когда к ним привинтили взрыватели и люки закрылись, на каждый корабль подняли еще по две бомбы для наружной подвески под крылья. Командиры кораблей и штурманы сидели в это время в душном помещении штаба, готовили маршрутные карты и рассчитывали курсы, готовясь к очередной бомбардировке Орловского железнодорожного узла.
Начальник штаба полка, худощавый остроносый седой подполковник Никитин, дочитывал командирам и штурманам кораблей последний пункт боевого приказа:
«… бомбардирование контролирует штурман полка майор А. Синицын».
Прослушав сводку погоды и закончив навигационные расчеты, экипажи направились к кораблям.
Когда до старта оставалось еще минут пять, я объехал без шофера на лендлизовском{11} «виллисе» корабли и предупредил экипажи о возможных атаках ночных истребителей врага.
— По разведывательным данным известно, что в направлении Орел-Брянск фашисты собрали своих лучших асов. Ночныеистребители пилотируются летчиками, прошедшими войну в Испании, во Франции и Югославии. До последнего времени их использовали инструкторами для выучки молодежи. Видно, не очень-то много у фрицев осталось людей, раз даже из школ приходится забирать. Будьте внимательны, следите беспрерывно за воздухом!
Взглянув на часы, я поднял руку. Тут же взметнулись в небо две зеленые ракеты: «Запустить моторы и выруливать».
Один за другим, грузно покачиваясь на неровностях с крыла на крыло, двинулись корабли к старту. С северо-запада небо покрывал багрово-золотистый закат, как бы напоминая о лавине огня и потоках крови там, на западной стороне.
Оставляя за собой тучи поднятой винтами пыли, корабли шли на взлет. Я следил за каждым и мысленно давал оценку взлету. Лишь тогда, когда последний корабль растаял в пурпурном закате, я влез на сиденье «виллиса» и уехал на командный пункт.
— Товарищ подполковник, связь со всеми кораблями установлена, — доложил оперативный дежурный.
Один за другим сообщали командиры кораблей о прохождении контрольных этапов и погоде в пути следования. Каждая радиограмма к радости всех присутствующих, кончалась лаконическим: «Все в порядке».
Подходило время бомбового удара. Радисты теснее прижимали наушники и вылавливали из хаоса радиосигналов позывные своих кораблей. На командном пункте стояла сторожкая тишина. Капитан Борис Низовцев, дежурный навигатор, обложившись транспортирами и линейками, вычерчивал на большой карте линии пеленгов и определял местонахождение кораблей.
Вскоре начали поступать радиодонесения:
«Подполковник Лавровский выполнил боевое задание»…
«Капитан Марусиченко выполнил боевое задание»…
Несколько минут спустя пришло последнее из них — от контролера, майора Синицына. Вслед за этим начались по радио подробные доклады о количестве попаданий — взрывов, пожаров, прожекторов и зенитных орудий.
Я курил папиросу за папиросой и ждал свободного доклада от контролера. Уже поступили подробные донесения от всех. Лишь два корабля: майора Сушина, на борту которого находился штурман полка, контролер майор Синицын, и майора Вихорева — не подавали больше никаких сигналов.
В сердца наши закралась тревога.
— Товарищ дежурный, распорядитесь, чтобы еще двое слушали только 069-го и 109-го, — приказал я.
Два радиста перестроились на прием замолчавших кораблей. Томительно шло время… Первые корабли уже возвращались к своему аэродрому, запрашивали разрешения на посадку. Волнуясь и беспрерывно дымя «Казбеком», сидел я у стартовой рации и вглядывался в номера приземлявшихся в лучах прожектора самолетов.
«Кокорев, Ермаков, Архаров», — называл я мысленно фамилии командиров кораблей, садившихся на гладкую бетонную полосу аэродрома.
«Марусиченко, Лавровский, Родных, Белков, Дьяченко…»
Опираясь на палку, потихоньку зашагал к командному пункту. Шофер медленно ехал за мной вслед.
Вот идет еще один… 068 — это майор Н. И. Пахомчик.
Посадочный прожектор продолжает светить. Из темноты выскакивает на его свет номер 015 — старший лейтенант П. И. Немков… И еще машины… и еще… Но это уже начинают возвращаться корабли соседнего полка. Садится командир эскадрильи майор Додонов, за ним Адамов, Каминский.
«…Все… Неужели сбили?» — думал я с тревогой, возвращаясь на командный пункт. Там уже собрались все командиры и штурманы вернувшихся кораблей. Нет только Сушина и Вихорева.