— Нет, их не было. Нас зенитка сбила. Такой взрыв мог произойти только от крупнокалиберного снаряда, ответил майор.
— Ну, ладно. Хорошо то, что хорошо кончается. Идите в баню, приведите себя в офицерский вид и отдохните. Да, а почему босой?
— Унты у меня свободно на ногах сидели. Ремни не затянул, а они и слетели, когда парашют раскрылся.
Майор встал и пошел было к двери, но обернулся и тихо обронил:
— Теперь мне не скоро новый корабль дадут.
— Не горюйте, будет корабль и еще лучше старого, — улыбнулся я.
Оставшись один, я еще раз обдумал все рассказанное Вихоревым. Затем вызвал начальника штаба и приказал:
— В дополнительном донесении генералу напишите: «Вывод: сбит над целью истребителями противника при взаимодействии с прожектором».
Майор Никитин поднял вопросительно брови.
— Да, да. Последний одиночный прожектор работал специально на истребителей, — продолжал я. — Экипаж был ослеплен, а поэтому вражеского самолета видеть не мог.
— Кстати, — добавил я после небольшой паузы, — распорядитесь, чтобы сохранили осколки, если они окажутся в ранах капитана Алексеева.
В тот же день дежурный военврач III ранга Завьялов принес завернутый в чистый кусочек марли осколок металла, извлеченный из спины Алексеева. Внимательно рассмотрев его, я аккуратно завернул осколок в марлю и опустил в карман. Встретив Вихорева, пригласил в штаб. Вынул осколок и, передав его майору, предложил определить, от какого он снаряда.
Тот долго вертел в пальцах сизый кусочек стали с рваными острыми краями и, наконец, сказал:
— От авиационной пушки или крупнокалиберного пулемета.
— Молодец! — похвалил я его, — определено верю. А найден он в ране штурмана Алексеева. — И забрал осколок обратно.
— Не может быть! Нас же прожектор..
— Вот именно прожектор. Поэтому ваши стрелки и прозевали подход истребителя. Им ведь ни черта не видно было!
— Да-а! Значит все-таки истребитель, — и майор запустил себе пятерню в волосы.
Командир корабля майор Сушин и штурман полка Синицын стартовали в тот вечер первыми. Им не полагалось опаздывать, надо было «отработать» самим, осветить цель чтобы потом следить как ложатся бомбы у остальных экипажей.
Когда самолет подлетел к цели, Синицын ясно увидел светлую ленту Оки, темное скопление эшелонов в центре разбегавшихся в четырех направлениях блестящих даже ночью рельсовых пар. Враг внизу затаился и молчал. Ни прожекторов, ни зенитного огня. Первому всегда проще. Даже если звук самолета услышали, цель не спешит открыть себя, надеясь, что самолет пройдет мимо, или полагает, что он может быть своим. Лишь тогда, когда рвутся первые бомбы, начинается горячее время. Так происходило и на этот раз. Цель была хорошо видна, и Синицын не счел нужным с первого захода подвесить над ней САБ-ы — осветительные бомбы, решив сперва отбомбиться самому, а САБ-ы подвесить на втором заходе.
Легкое нажатие на кнопку сбрасывателя, и корабль, как всегда, толкнуло вверх.
— Хорошо! Замечательно! — приговаривал штурман по привычке, наблюдая за результатами.
— Точно! — подтвердили и стрелки хором.
— Пойдем на второй, курс 90 градусов, — передал он летчикам, закрывая бомболюки.
Когда летчики стали уже на заданный курс, по кораблю скользнул луч прожектора и, не задерживаясь, прошел мимо.
— Сзади, сверху, истребитель с фарой! — крикнул стрелок центральной башни.
— Не подпускать и не упускать его из виду! — скомандовал Сушин.
Команда «не подпускать» давала стрелкам полную инициативу: они могли действовать по своему усмотрению, открывать огонь, когда сочтут необходимым. Крупная дрожь, охватившая корабль, означала, что заработали пушки в верхней башне и крупнокалиберный пулемет в хвосте.
Майор Синицын наблюдал за землей и увидел прямо под собой, на фоне появившейся под самолетом ярко освещаемой луной поверхности облаков, четкий силуэт самолета.
«Наша тень», — подумал было он, но тут же отбросил эту мысль: ведь луна светила сбоку.
Только он успел крикнуть: «Под нами истребитель!» — как тот, подняв свою машину носом вверх, полоснул трассирующими разноцветными снарядами и пулями по плоскостям корабля. Вражеский истребитель, пользуясь тем, что внимание всего экипажа отвлекал его напарник, следовавший с зажженной фарой на безопасном расстоянии, пробрался прямо под корабль, в мертвый конус, где он не мог быть обстрелян никем из стрелков бомбардировщика. Сделав свое дело, он тут же отвалил прочь.
Яркий взрыв в бомболюках ослепил штурмана.
— Горят САБ-ы, — крикнул он и поспешно начал одевать парашют, который, вопреки требованиям инструкции, не был надет.
— Всем покинуть самолет на парашютах, — трижды повторил командир корабля майор Сушин.
С неимоверной быстротой пламя пожара распространялось по кораблю. Через несколько секунд, взглянув вниз, чтобы, убедиться, покинули ли борттехники корабль, Сушин увидел там только бушующее пламя.
Синицын успел надеть парашют и выскочил через нижний люк. Выдернув кольцо и, убедившись, что парашют раскрылся, начал искать вокруг себя парашюты товарищей. Слева, против луны, чуть выше его самого, спускался кто-то. Несколько секунд спустя парашютиста осветил луч прожектора, и в гулкой тишине Синицын услышал завывание мотора. Тотчас же понеслась трасса пуль по направлению освещенного прожектором парашютиста, и через луч проскочил истребитель.
— Вот гады, расстреливают, — ругался Синицын в бессильной злобе. Обстрел повторился еще несколько раз. Вдруг из-под купола засверкали яркие вспышки.
— Ага! Сдачи дает. Значит жив еще, — подумал майор.
Гул мотора стал все слабее и прекратился совсем. Истребитель ушел. Кругом стояла мертвая тишина. Синицын приготовился к приземлению.
Приземлился он удачно. Быстро собрал парашют. Оглянувшись вокруг, услышал грохот проезжавших невдалеке автомашин. В обоих направлениях то и дело мчались автомобили и мотоциклы. Майор спрятал парашют в кусты, снял тяжелый меховой комбинезон и, придвинувшись поближе к дороге, стал вслушиваться в7 разговор едущих людей. Но мешал грохот моторов и машин. Лишь тогда, когда невдалеке остановился мотоцикл, Синицын разобрал, что говорят по-немецки. Стало быть, он в тылу у врага… Он осторожно отполз на несколько сот метров от дороги и, решив, что ползти уже нет смысла, встал и пошел во весь рост. Луна успела уже скрыться. В ночной темноте майор наткнулся на овраг, и пройдя некоторое время вдоль него, дошел до заброшенного сада. Невдалеке торчало несколько печных труб.
«Деревня была», — подумал Синицын и сел на край свежевырытой канавы. «Эз-э! Ведь это же окопы. Отсюда надо тикать…»
Он быстро вернулся к дороге и, улучив момент, когда утих шум машин, перебежал на другую сторону. По густо разросшемуся бурьяну дошел до небольшого бугорка. Сел прямо на землю и начал вслушиваться в окружавшие его звуки. Опять появился шум моторов. Шли не то тракторы, не то танки.
Уже забрезжил рассвет. Всматриваясь в сторону дороги, майор увидел группу людей, идущих по направлению к нему. За ними тарахтели тягачи с двумя орудиями. Когда до них осталось лишь метров двести, Синицын начал понимать, что фашисты облюбовали его бугор для артиллерийской батареи. Не дойдя метров сто-стопятьдесят, они принялись за рытье окопов и установку орудий. Тягачи отошли назад и умолкли. Двое, видимо офицеры, отделились и, закуривая, медленно приближались к Синицыну. По спине штурмана пробежал неприятный холодок.
«Теперь держись, Михаил Александрович! Наступил твой час», — ободрял он себя, заряжая на ощупь пистолет. Глаза его впились в медленно приближавшегося врага. Фашисты, видимо, решив использовать бугор для наблюдения, изредка перекидываясь короткими отрывистыми фразами, не спеша приближались к притаившемуся в бурьяне Синицыну. Мышцы и нервы майора напряглись до предела.
«Если пройдут стороной, стрелять не буду, потом отползу», — решил он про себя. Но фашисты шли прямо на него. Уже ясно слышен разговор. Отчетливо видны погоны и даже пуговицы на френчах.