Не успеваем мы еще остановиться, как рядом с нами появляется шустрый «виллис». Стоявший в нем во весь рост офицер выразительно размахивает флажками.
— Сколько весит ваш самолет? — переводит его вопрос Романов.
— Двадцать пять тонн.
Услышав ответ, офицер качает головой, предупреждая, чтобы мы рулили точно по тем плитам полосы, по которым он будет ехать впереди нас.
— Иначе продавите бетон и можете поломать свой самолет, — кричит дежурный.
Двинулись за «виллисом», стараясь ни на йоту не отклониться от его следов. Самолет ползет мимо «аэрокобр», транспортных «дугласов» и «каталин», двухмоторных амфибий, способных производить дальнюю разведку океана и уничтожать глубинными бомбами вражеские подводные лодки.
Хорошая боевая техника, только… она больше стоит на земле, чем занимается делом. И это в те дни, когда гитлеровские подводные пираты наглухо запирали морские пути союзников в северной Атлантике…
Группа американских офицеров приняла под свою опеку пассажиров. Младшие чины молча толпились поодаль. Кругом — только военные. Фото- и кинокорреспонденты, также одетые в военные мундиры, как всегда, снимали нас и спереди и сзади.
Нас попросили на обед. В офицерской столовой столы были уже накрыты, и на обед ушло не больше получаса времени. Отобедав, приступили к подготовке полета через «большую лужу». На самом деле эта «лужа» в том, самом узком месте, где нам предстояло ее пересечь, раскинулась на три тысячи километров.
Инженеры и стрелки вернулись к самолету, а мы — летчики со штурманами отправились к синоптикам. Первые же слова синоптиков испортили нам настроение. Никаких сведений о погоде у них не было, ибо уже сутки в эфире царил «глухор» — непрохождение радиоволн. Никакой связи с Америкой. А когда она наладится, никто не мог предсказать.
Единственное, что могли для нас сделать американские синоптики, это сообщить, когда наладится опять связь через океан.
Вышли на улицу. Было сравнительно тепло. С моря тянул ветер. Через окна облаков временами проглядывало солнце. Штурманы пошли на командный пункт аэродрома выяснить детали навигации предстоящего перелета через океан.
Вечером после ужина нас пригласили в местный клуб, размещенный в такой же «полуцистерне» из гофрированного железа, какими были и жилые помещения. Показывали кино. Любовь, поцелуи, погоня и стрельба, танцы и кутежи, скачки и бешеная езда на автомобилях… Скучно. Я потихоньку выбрался из зала и вернулся IB столовую. И тут было все так же, как и везде: за столиками сидели летчики многих национальностей и, потягивая кто пиво, кто сода-виски, лениво перебрасывались словами. Тоже невесело. Я уже собрался уходить, когда в зал вошла группа американских летчиков. Шумно переговариваясь между собой, все они устроились за одним столом. Наш новый переводчик, черная борода лопатой, по расцветке носа, видимо, тоже не дурак выпить, поспешил к вновь прибывшим, что-то им сказал и, вернувшись ко мне, торжественно сообщил:
— Колонель Арнольд имеет честь пригласить вас на кружку пива.
Я подошел к американцам.
— Колонель Арнольд, — привстал с поклоном средних лет коренастый офицер, одетый в традиционную для летчиков всех стран кожаную куртку.
Принесли пиво. Разговор вертелся вокруг событий войны, о полетах, о погоде. Выяснилось, что полковник Арнольд уже ряд лет летает на трансатлантических авиалиниях. Сейчас он летел из Англии в Гренландию. Узнав, что мы собираемся приземлиться в Ньюфаундленде, полковник вытащил из планшета карту. Переводчик переводил более чем посредственно, путал термины и названия.
— Прошу иметь в виду, что Ньюфаундленд отличается обилием туманных дней. Туман появляется всегда неожиданно, и никто не берется предсказать его появление или время исчезновения. Погода там, как капризная женщина, — улыбнулся американец, обнажая ряды золотых зубов.
— Чем же это обусловлено? — поинтересовался я. Американец заказал еще пива, раскурил трубку и, подумав немного, сказал:
— По всей вероятности, внезапные капризы погоды в этом уголке земного шара происходят из-за близости Гольфстрима и скрещивающегося с ним невдалеке от побережья Ньюфаундленда холодного Лабрадорского течения.
Рассказ полковника наводил на грустные размышления. Что остается предпринять летчикам, перелетевшим океан, если окажется, что беспросветный туман закрыл аэродром посадки? Горючее на исходе, аэродромов поблизости нет… Невеселая ситуация. Я вспомнил аналогичный случай из своей летной практики.
— Что-то похожее мне уже приходилось испытать, — подумал я вслух. — На островах архипелага Франца-Иосифа…
— Вы бывали там? — заинтересовался кто-то из собеседников.
— Дважды. И оба раза — с довольно неприятными происшествиями.
— Расскажите, пожалуйста!
— Первый раз мне пришлось побывать на этих забытых богом островах осенью 1937 года. Участвовал я тогда в экспедиции по поискам пропавшего без вести экипажа и самолета Героя Советского Союза Сигизмунда Леваневского. Как известно, самолет Леваневского был третьим, направившимся ъ то лето через полюс в Соединенные Штаты Америки. Перелетев уже через полюс, он исчез…
Из Москвы мы стартовали в октябре. Время года, как видите, было для вторжения к сердцу Арктики явно слишком поздним. Все это понимали, понимали и мы сами. Но там, в районе полюса недоступности, были наши друзья и товарищи, советские люди…
До Маточкина Шара все шло нормально. Нам осталось перелететь оттуда на остров Рудольфа, самый северный на Земле Франца-Иосифа, где находились аэродром (если так можно назвать единственный ледяной купол), горючее, мастерские, жилье, и главное — люди, работники самой северной полярной станции.
Прогноз погоды был хороший, гребень высокого давления тянулся от западных берегов архипелага Франца-Иосифа по восточной части Баренцева моря почти до материка. Ожидалась безоблачная и морозная погода. Куда еще лучше?
На рассвете 25 октября с берега бухты Канкрина поднялись один за другим три четырехмоторных самолета. Полет протекал лучше некуда. Под яркими лучами солнца слева от нас сверкали ледники и снега Навой Земли, справа темнело еще чистое ото льда Карское море. День был уже короткий, но мы рассчитывали приземлиться до того, как он совсем угаснет. Оставили за собой самую северную точку Новой Земли — мыс Желания. Вскоре на горизонте перед нами зачернели скалистые берега островов архипелага… и тут же стали исчезать, словно таяли в предвечерних сумерках… Внезапно появившийся туман и низкая облачность покрыли их непроницаемой для глаз серой пеленой.
Когда по расчету времени мы находились уже над островами, солнце скрылось за горизонтом и наступили сумерки. Обе расположенные на островах радиостанции сообщили, что купола аэродромов закрыты туманом.
Я закурил и сделал пару глотков из стоявшей передо мной кружки. Наш чернобородый толмач переводил рассказанное.
— И как же вы выпутались? — нетерпеливо спросил Арнольд.
— Просто… Нам повезло. Повезло отчаянным образом. Горючее было на исходе, и нас ожидала или посадка на море, или столкновение со скалами и ледником. Делая «руги над низкими серыми облаками и туманом, заметили в стороне белое пятно. Это мог быть либо снег, либо лед, просматривающийся в разрыве облачности. Выбирать не из чего, и мы поспешили воспользоваться увиденным. Через несколько минут наши корабли один за другим плюхнулись на покрытый глубоким снегам лед. Что находится под ним, земля или океан, нас тогда мало интересовало. Главное — мы успели приземлиться на нечто твердое и устойчивое раньше, чем кончился бензин.
Выходит, что Ньюфаундленд может тоже выкинуть нечто подобное? Ведь и там, на Земле Франца-Иосифа, причиной нашей вынужденной посадки явился совершенно неожиданный каприз погоды.
— И долго вы там сидели? — спросил полковник, выслушав перевод.
— Порядочно, — ответил я неопределенно, — зарылись под снег и жили там, словно медведи.
— А второй раз? — напомнил Арнольд.
— Опять там же, на Земле Франца-Иосифа. Летели мы туда по заданию правительства охранять дрейфовавший в высоких широтах Ледовитого океана экипаж ледокола «Георгий Седов». Коварная погода этого архипелага снова нас подвела: купол на острове Рудольфа покрылся туманом, и нам пришлось опуститься на ледовое плато острова Мак-Клинтока. Соорудив из снеговых кирпичей «иглу», снежную эскимосскую хижину, дождались улучшения погоды и через несколько дней перелетели на базу.