Как-то утром, когда вся бригада была в кабинете Розенталя, туда приехал гражданский комиссар Рогов. Расспрашивая сотрудников уголовного розыска о их житье-бытье, Михаил Иванович справился о здоровье жены и дочери Нефедова.
— Наверное, не каждый день отца видят? — сказал он.
— Не каждый, товарищ комиссар, — ответил Иван. — Да это еще полбеды, если бы дела шли как надо. А тут... — и он безнадежно махнул рукой. — Может, не способные мы, не за свое дело взялись? На фронт бы нам. Больше проку от нас там было бы.
Рогов пристально посмотрел на Нефедова, на остальных.
А Иван продолжал:
— Последняя надежда на список, составленный Бояром, — тоже не оправдалась. Правда, двое остались непроверенными — братья Полежаевы. Да как же их проверишь, если они из Москвы в неизвестном направлении отбыли? Вот и выходит, что бригада завела все дело в тупик.
Когда Нефедов замолчал и посмотрел на комиссара, тот заговорил не сразу. Он прошелся по кабинету и спокойно произнес:
— Это никуда не годится, что у вас такое настроение. Враг только того и ждет, чтобы в наших рядах возникла паника, появилось неверие в свои силы. Но мы обязаны развеять в прах его надежды на хотя бы малейший успех. То же самое должен сказать и о данном случае. Не вам рассказывать, какой вой подняли наши враги по поводу кражи в Кремле. Святые отцы, а вместе с ними и члены, как говорится, почившей в бозе Государственной думы шлют запрос за запросом, выражая свое недовольство действиями по розыску воров. Так что же, и мне прикажете караул кричать, на фронт проситься? А здесь разве не фронт? Знаю, трудно вам. Не хватает знаний, опыта. Но все это со временем придет. Зато есть у вас то, чего нет у многих наших старых специалистов сыска. Вы Лейста знаете? — вдруг спросил он.
— Еще бы! — воскликнул Ковалев. — Он ведет следствие по краже из ризницы.
— Точнее, вел следствие. Не далее как вчера мы были вынуждены арестовать его и двух других юристов — Гугеля и Подгайского. Эта компания пообещала некоей Вере Беридзе освободить ее брата, арестованного за спекуляцию золотом. Конечно, за взятку. 15 тысяч рублей она им вручила через адвоката Грина и столько же должна была принести после выхода брата на свободу.
— Ну и гады! — не сдержался Орлов. — Таких — только к стенке!
— Их будет судить трибунал, — сказал Рогов. — А теперь о ходе розыска. Так вы говорите, что не нашли братьев Полежаевых. А когда они выехали из Москвы?
— Точно установить не удалось, — ответил Орлов. — Где-то в феврале.
— В феврале, — повторил Рогов. — То есть уже после кражи.
— Скорее всего, так.
— Что это, случайное совпадение или бегство с целью отсидеться, переждать? Вот на какой вопрос мы с вами должны дать ответ. Я сейчас распоряжусь, чтобы срочно направили на места циркуляр о розыске этих Полежаевых. Вы же продолжайте поиск в Москве. И чтобы без паники. Понятно?
— Понятно, Михаил Иванович, — заулыбались друзья.
— И еще вот что, — Рогов в упор посмотрел на Нефедова. — Вам надо побывать у своих, деповских, Иван Кондратьевич. Железнодорожники на колесах полжизни проводят, всюду бывают. Глядишь, и заприметят где-нибудь Полежаевых. А?
— Верно, товарищ комиссар, — поднялся Нефедов. — Спасибо за науку.
— Благодарить меня не за что, — улыбнулся Рогов. — Ну, желаю вам успехов. Если что, заходите...
— А знаете что! — предложил вдруг Нефедов. — Давайте зайдем к Ивану Егоровичу. Расскажем ему о наших делах.
Вскоре все трое сидели у Бояра, делясь своими неудачами.
— Так вы говорите, Дмитрия и Константина Полежаевых нет в Москве, — задумался Бояр. — Должен вам сказать, у меня на них больше всего подозрения. Но следы пальцев, следы! Вот в чем загвоздка. Они не принадлежат ни тому ни другому. Сейчас вы в этом убедитесь сами.
Вынув из картотеки две дактокарты, Бояр положил их на стол. Вдруг он вздрогнул, слегка отшатнулся. Затем схватил карты, быстро поднес их к глазам.
— Что за наваждение? — прошептал он. — Я же превосходно помню, что у Константина на двух или трех пальцах завитковые узоры. Причем на одном из них три дельты. А здесь, извольте, дуговые и петлявые. Неужели начинает подводить память?
Что-то бормоча, Бояр быстро направился в соседнюю комнату. Он вышел оттуда, неся в руках уголовное дело. На его лице отражались одновременно и радость, и недоумение.
— Нет, слава богу, память пока не сдает! — волнуясь, проговорил он. — Я же утверждал: у Константина завитковые узоры. Извольте взглянуть на дактилоскопическую карту вот в этом деле. Завитковые. Видите? Их внутренний рисунок имеет вид кругов, овалов, эллипсов, спиралей. А вот и три дельты. Но почему, почему в картотеке его дактокарта с другими узорами? А? Скажите мне на милость!