Взвизгнула пружина входной двери — и в аптеку вошел высокий военный, в фуражке с черным околышем, кожаной куртке, с танкистскими эмблемами. Шея его была обмотана грязноватым бинтом.
Повязка была сделана неумело, наскоро и мешала танкисту повернуть голову. Все это сразу же отметила продавщица Алла Романова.
«Наверное, фронтовик», — подумала она.
— Девушка, милая, — танкист улыбнулся, — у вас бинтика не найдется?
— Конечно, конечно, найдется и бинт, и йод. А что у вас?
— Да осколком зацепило во время артобстрела. Ехал в Москву с фронта — и зацепило. — Танкист еще раз улыбнулся. Улыбка на его сером, видимо от потери крови и боли, лице была словно приклеена. Улыбались только губы, а глаза, словно выцветшие от боли, оставались пустыми и неподвижными.
— Вас надо перевязать, — решительно сказала Алла, вспоминая, чему ее учили на курсах медсестер, и сама испугавшись своей решительности. — Куда вы ранены?
— Шея задета.
— Проходите! — Алла показала рукой на дверь и вдруг вспомнила утренний звонок из милиции: «Господи, они же предупреждали о человеке с касательным ранением шеи. Господи, что же делать?»
А «танкист» уже распахнул дверь в подсобку, и Алла увидела удивленные глаза Марии Никитичны.
— Мария Никитична, — стараясь сдерживать волнение, сказала Алла, — вот товарищ командир в шею ранен. Его надо перевязать и сыворотку противостолбнячную ввести. А я пойду, а то в зале никого нет.
Алла повернулась и, плотно закрыв за собой дверь, вышла. Телефон стоял в кабинете управляющего. Волнуясь, она никак не могла повернуть ключ. Наконец замок поддался, и Алла подошла к телефону.
Через пятнадцать минут оперуполномоченный Игорь Муравьев и два сотрудника МУР а приехали в аптеку.
— Вы звонили? — спросил Муравьев худенькую девушку в белом халате.
Она кивнула головой.
— Где он?
Девушка так же молча указала на дверь. На табуретке сидел человек, голый по пояс, рядом лежала кожаная куртка. Женщина в белом халате аккуратно бинтовала ему шею. Услышав скрип двери, он резко обернулся, лицо исказила гримаса боли. Он потянулся к куртке, но потерял равновесие и упал. Один из оперативников схватил куртку и вынул из кармана парабеллум.
— Вы арестованы! — сказал Муравьев.
Данилов поднял телефонную трубку, подумал немного, прежде чем набрать номер. Вот уже почти десять часов они допрашивали «танкиста», но ничего добиться так и не смогли. Он или молчал или нес такое заведомое вранье, что даже многоопытные оперативники удивленно разводили руками. А «танкист» сидел на стуле, заложив ногу за ногу, улыбался нагловато, курил предложенные ему папиросы.
В перерыве к Данилову зашел Серебровский:
— Ну знаешь, Иван, я тебя не понимаю.
— То есть?
— Он явно издевается над нами, а ты сидишь и аккуратно протоколируешь его вранье.
— Пусть пока покуражится.
— Что значит «пока»? Долго оно будет длиться, это самое твое «пока»? Ты пойми, он ранил наших товарищей, за его спиной стоит группа вражеских пособников!..
— Ты мне, Сережа, политграмоту не читай. Я и сам все знаю. Понимаешь, придут данные экспертизы, будем оперировать фактами.
— Ну смотри, тебе жить. Только зря, время уходит, а сообщники его где? — Серебровский выразительно щелкнул пальцами. — Время идет, понимаешь?
— Понимаю.
— Смотри, Иван, — еще раз предупредил замначальника и вышел.
В дверь постучали, и вошел начальник НТО.
— Ну, Данилов, все. Мои ребята работали, как звери.
— Долго что-то.
— Наука, брат, это тебе не жуликов ловить.
— Ну давай показывай.
— Смотри.
Ровно через полчаса Данилов приказал привести к нему арестованного.
«Танкист» вошел, лениво осмотрел кабинет так, словно попал в него впервые, и сел, развалясь на стуле.
— Вы когда-нибудь слышали о такой науке, как криминалистика? — спросил Данилов.
— Приходилось.
— Вот и прекрасно, это намного облегчит нашу беседу. Смотрите, вот пуля, извлеченная врачами при операции у нашего сотрудника Фролова, а вот вторая пуля, отстреленная специально из изъятого у вас пистолета. Читайте заключение экспертизы. Да, вы уже говорили, что нашли пистолет на улице. Кстати, шесть снаряженных обойм тоже? Молчите? Прекрасно! Вы помните, что наш врач делал вам перевязку? Отлично! У вас хорошая память. Так вот экспертиза сообщает, что ваша группа крови совпадает с группой крови на воротнике шинели, найденной на месте преступления.
Данилов открыл шкаф, дослал шинель.
— Хотите примерить?
— Нет.
— Тогда ознакомьтесь с постановлением ГКО. Прочли? Так что, трибунал или?..
— Я все скажу, если вы мне запишете явку с повинной! — Голос задержанного стал хриплым, лицо осунулось.
— Значит, вы к нам на перевязку пришли? Так, что ли? Здесь МУР, у нас не торгуются, а чистосердечное признание любой трибунал в расчет берет.
Из машины они вышли, не доезжая до переулка. В рассветной темноте люди разошлись по своим местам. Данилов, Муравьев и Самохин вошли в подъезд. Иван Александрович осветил циферблат часов — еще десять минут до назначенного времени. За это время оперативники заблокируют все выходы из переулка. Начальник МУРа выделил большую группу. Из показаний «танкиста» стало известно, что они бывшие уголовники, завербованы фашистской разведкой и заброшены в Москву. Определенного задания у них не было, главная задача — внести дезорганизацию: грабежи, нападения на военнослужащих, сигнализация ракетами во время налетов вражеской авиации.
«Танкист» должен был сегодня угнать машину и в 5.45 подъехать к дому.
Данилов опять посмотрел на часы. Время. В переулке раздался гул мотора, скрипнули тормоза у подъезда, И сразу же на втором этаже хлопнула дверь, послышались шаги.
Оперативники прижались к стене.
— Давай быстрее! — сказал кто-то.
— Подожди, я вроде спички забыл! — ответил второй голос.
— Черт с ними, у Кольки наверняка есть! Пошли!
Два человека прошли совсем рядом с Даниловым, он даже явственно уловил запах табака, водочного перегара. «Сейчас они откроют дверь подъезда. Сейчас».
Скрипнула дверь, и яркий свет фонарей ударил прямо в глаза.
— Назад! — крикнул один из бандитов.
Но за их спиной вспыхнули фонари, и из темноты вышли трое с пистолетами в руках.
ИВАН РОДЫГИН, АЛЕКСАНДР СГИБНЕВ
ЗВЕЗДЫ СТЕПАНА АРТЕМЕНКО
Весна 1945 года не баловала наступающие части нашей армии. Дожди, разлившиеся реки, непролазная грязь затрудняли преследование отступающего противника. Чувствовалось приближение победы, а гитлеровцы, цепляясь за каждый рубеж, оказывали яростное сопротивление.
Стрелковый батальон, которым командовал майор Степан Елизарович Артеменко, первым вышел к берегам Одера. Не теряя ни минуты, личный состав начал готовиться к форсированию водного рубежа. Трудного, адски трудного рубежа.
Высокий, стройный, с густыми черными бровями, комбат не давал покоя никому. Он лично проверял и перепроверял, кто и как занял оборону, как окопался, как подготовился к броску на тот берег. Водный рубеж, повторял он, особенный. Быстрое течение, большая ширина и, вдобавок, немцы ведут постоянный артиллерийско-пулеметный обстрел.
В блиндаже комбата собрались необычные гости: солдаты, сержанты, старшины, считавшиеся во взводах и ротах ветеранами. На столе, накрытом газетой, стояли кружки с горячим чаем.
— Садитесь, друзья мои! — тепло, взволнованно проговорил Степан Елизарович. — Много дорог мы прошли вместе, возмужали под пулями, вот и хочу попросить вас, самых авторитетных в подразделениях, по-особому приблизиться к молодежи, помочь ей в тяжких испытаниях, которые ждут нас впереди. Смотрите, как Одер-то разлился! «Два Днепра, два Днестра, посредине — Припять», — сказал вчера командующий. Легко его не перескочишь...
Долго в тот вечер не смолкали дискуссии в блиндаже комбата. Высказался сам Артеменко. Говорили сержант Тимофей Яковлев — пулеметчик редкой отваги, младший сержант Михаил Шило — мастер огневой автоматной строчки и лихой разведчик. Все они обещали командиру, что по-отцовски подготовят молодое пополнение. В бою будут с ними повсюду бок о бок. Они ведь знали и помнили, как возились с ними офицеры, как старались научить всему, что приносит победу. А комбат?! Бывало, не поест, не отдохнет как следует, но придет во взвод, в отделение, чтобы побыть рядом с теми, кого, может быть, через час, через минуту позовут на боевой поединок.