Но Силасте тихо, почти шепотом неожиданно возразил:
— Странный он был, когда уходили мы из порта... Да и Армильда эта... Дрянь девка!
— Торопишься, друг! — Лунд положил руку на плечо Силасте и спокойно, отделяя одно слово от другого, сказал: — Пауль Арупыльд жены не убивал. Почему я так думаю? Потому что, если бы убил, скрывать не стал бы. Сам пришел бы к вам и сказал: «Я убийца». Не пришел, — значит, не убил. Поймите это...
Вески порывисто подал руку Лунду и вышел из кабинета. Мяэкиви удивленно вскинул глаза, хотел остановить его, но удержался — в кабинете были посторонние. Впрочем, никто из них не обратил внимания на эту коротенькую сцену.
А самый молодой из портовиков, светловолосый, худенький паренек, бережно державший в руках шикарную морскую фуражку с маленьким козырьком и огромным острым «блином», подхватил слова Лунда:
— Человечности у вас нет, товарищи... Мы-то Арупыльда лучше знаем, а вы его схватили и — к себе... Когда меня уволить с буксира хотели, кто заступился? Пауль. «Я, — говорит, — ручаюсь — больше Антс капли в рот не возьмет». А вы — «убийца»!.. — Последние слова юноша почти выкрикнул, потом вдруг осекся, отошел к дивану и сел в уголке.
— Так, сынок! Человечности, говоришь, мало... Схватили и — к себе... — Мяэкиви говорил ровно, пожалуй, устало. — Много ли ты видел в жизни?! Человечность! А когда человека убили... твою сестру, к примеру, или твою подругу? Надо хватать зверя за лапы или не надо? Может, по головке гладить? Ты ответь!
Антс слушал. Чуть хрипловатый голос полковника и усталость, сквозившая не только в его голосе, но и во взгляде, заставляли думать.
— Знаю, что скажешь. — Мяэкиви уже стоял, опершись руками о стол и чуть подавшись вперед. — Раньше установи, скажешь, кто этот зверь, а потом хватай. А думаешь, легко хватать?.. Вон капитан тут сидел, серый весь стал. Отчего? Мучается: того ли схватили? — В этот момент Хеннинг испытующе глянул на полковника. — Слушай, сынок, тебя Антсом звать? Слушай, Антс, раскрою тебе секрет: на земле рядом с трупом Армильды остались следы преступника — ботинок Пауля вошел в них, как влитый. Гильзу от шнурка там нашли — с ботинка Пауля тот шнурок. Могут быть такие совпадения? Ты скажи, могут?.. Таких случайностей не бывает! — Мяэкиви внимательно посмотрел на Хеннинга и вдруг подумал, что убеждает не Антса, а самого себя. Он пододвинул кресло и сел.
Тишина в кабинете нарушилась. Антс походил на молодого петушка, собравшегося в драку и вдруг попавшего под ушат холодной воды.
— Я!..
Больше он ничего не мог сказать.
— Ты! — Полковник снова встал, подошел к нему и ласково похлопал по плечу: — Ты увидел, как милиционер ведет человека, и, не спросив, кто этот человек — не преступник ли он, закричал: «Хватают, милиция!..»
Четвертый матрос, все время молчавший и внимательно слушавший, резко отстранил Антса:
— Мы Пауля Арупыльда знаем. Он наш товарищ, и мы ему верим. Верю и вам, полковник. Только очень уж много черного бывает у вас перед глазами. Получше разберитесь, не кажется ли вам, что белое — это черное.
— Хорошенько спросите Пауля и поверьте ему! — подхватил Лунд.
— Мы и спрашиваем. Ведь идет следствие. — Полковник рассмеялся: — А вы молодцы! Друга защищать надо. Я бы тоже защищал.
Посетители ушли.
Хеннинг сделал шаг от стены.
— Слышали? Мог убить. Это главное. — С секунду помедлив, он передразнил: — «Убил бы — сам сказал»... Всерьез такое не примешь. Дело выеденного яйца не стоит, а мы копаемся.
Полковник, казалось, не слушал его. Он открыл стол и рассматривал сводку. В его ушах еще звенел срывающийся голос: «Человечности у вас нет». Тому парню он ответил правильно, а вот в словах Хеннинга человечности и верно мало. Почему мало? Но сразу же пришла другая мысль: «Зато логики много, анализировать он умеет». Эта мысль заставила полковника еще раз припомнить все улики. Да, Пауль мог убить! Это — слова людей, которых в чем, в чем, а в нелюбви к Арупыльду не заподозришь. Пауль, возможно, и честный человек, но...
Словно отдавая дань своим сомнениям, полковник пожалел, что Вески не слышал разговора. Он решил: в материалах следствия надо будет оттенить обстоятельства, смягчающие вину преступника. Но как бы там ни было, — подвел Мяэкиви итог, — Пауль Арупыльд — убийца.
Откровенный разговор
Вески, так стремительно покинувший кабинет полковника, пришел к противоположному выводу: убежденность, прозвучавшая в словах Лунда, укрепила его мнение о Пауле. Охотнее всего он отпустил бы сейчас Арупыльда на свободу. Человек, которому безгранично верят его друзья — хорошие, честные люди, — не может быть дикарем. Никакая ревность, никакая вспыльчивость не заставит его превратиться в зверя. Но улики все же были против него. Капитану казалось, что теперь, когда он ощущает такое глубокое убеждение в невиновности Пауля, установить с ним контакт будет просто. Пауль расскажет все, даст в руки «кончики нитей», и они с Отсом быстро размотают клубок, найдут истинных преступников.
И вот вновь допрос Арупыльда.
В раздумье капитан стоял у окна, через которое лился в комнату мягкий лунный свет, и, сняв очке, глядел на темно-лиловое небо. Лампу Вески погасил — пусть отдохнут глаза. Черные с зубчатыми краями облака то и дело закрывали золотистый серп луны.
Было так. Вески завел разговор о море, о последнем плавании Пауля. Тот отвечал сначала односложно, потом оживился. Да, штормило. Работать пришлось много. Но работу он любит, не боится ее. Шторм — это хорошо. Сменишься с вахты, выскочишь на палубу, вдохнешь морской воздух — и на душе становится легко. Вески самому приходилось выходить в море, и он вспомнил свои переживания. Рассказ об этом вызвал у Арупыльда легкую улыбку.
— Все сначала боятся. На суше — кругом земля, а на море — вода. Куда денешься, случись что-нибудь?..
Разговор был непринужденным, будто Вески только и стремился узнать, что чувствуют и переживают моряки. Он заставил себя забыть, что перед ним человек, которого подозревают в убийстве. Он видел перед собой только интересного собеседника и разговаривал с ним, забыв об Отсе, который, не шелохнувшись, сидел в углу на диване. Вески запретил ему даже вести протокол: «Сиди, слушай и запоминай».
Легко и естественно прозвучал его вопрос:
— Для вас море — дом родной! А каково женам на берегу без мужей?
Вески не готовился к этому вопросу, он просто знал: допрос — это творчество. Сблизишься с тем, кого допрашиваешь, освободишься от чувства предвзятости — обязательно подвернется возможность перейти к нужной теме, сумей только воспользоваться.
Арупыльд вздрогнул, но ответил, опустив глаза:
— Тяжело... И моей жене вода не но нутру.
— Вкусы не совпали? Это случается... А вообще-то как жили?
Пауль поднял глаза, но смотрел он не на Вески, а куда-то вдаль и отвечал словно не следователю, а себе самому:
— Пожалуй, права она была: «Все плаваешь, плаваешь, а я одна. Ребенка бы нам нужно...» — Непередаваемая тоска звучала в его голосе.
— Где она теперь? — тихо спросил Вески. Он чувствовал, как внутри его что-то напряглось — сейчас все станет ясно!
— Ее нет, — так же тихо ответил Пауль. — Для меня она умерла...
И без всяких вопросов он рассказал. В тот вечер, когда они разошлись с Армильдой, Пауль был в гостях у Лунда. Жена Михкеля родила первенца — праздновали. Хороший сын у них! Армильда не пошла к Лунду, не захотела. Вернулся домой — Армильды нет. На комоде ее записная книжка, и в ней письмо. В глазах помутнело. Долго ли пьяному!..
— Армильда вошла, и я ударил ее, — коротко выдохнул Пауль. — Как сейчас, помню, стоит нарядная, красивая. Тоже ходила... куда-то. А я без пиджака — жарко было. Глаза у нее злые, чужие, и так твердо говорит: «Не люблю тебя». И я... я ударил, а она... — Пауль замолчал.
Десятки вопросов роились в голове Вески, но он не дал им прорваться.
— Сейчас были здесь Лунд и еще ваши товарищи, просили за вас.
— Да?.. — безразлично заметил Арупыльд. Больше он не сказал ни слова.