— «В поселке Талка у гражданина Васильева из сарая похищен мотороллер «Вятка», новый. Машина найдена на седьмом километре дороги, в лесу, разобранная, сняты колеса и карбюратор. Ведется расследование...
В 20 часов 44 минуты на улице маршала Мерецкова неизвестной машиной сбит гражданин Собин Н. Я. Водитель с места происшествия скрылся. Машина, предположительно ГАЗ-69, разыскивается...
В новом районе, на пересечении улиц Строительной и Социалистической, мотоциклист не увидел открытого люка на проезжей части... С тяжелыми ушибами доставлен в областную больницу...»
Товарищи, я не для развлечения читаю сводку. Делайте сразу пометки, кого это касается. Что за люк, кто виноват? Тотчас разберитесь, накажите виновных. Может, там работы кто-то вел, проверить — кто, найти прораба. Люди перестают думать о ближних...
«Во дворе дома номер восемь по улице Чкалова водитель мебельного автофургона, разворачиваясь, задел правым передним колесом мальчика, Борю Стафеева, четырех лет...
В поселке...»
— Что с мальчиком, товарищ полковник? — вдруг спросил Мокеев.
Полковник поднял голову:
— С каким мальчиком?
— С Борей этим, Стафеевым?
— А, с Борей... — Полковник оторвался от сводки. — Дежурный, что с мальчиком?
Встал лейтенант Виктор Куль, сказал, заглядывая в журнал:
— В травматологию отправили Борю. Мать там была рядом, во дворе. С соседкой, что ли, заболталась... Я еще не узнавал, что с мальчиком.
— Ну-ка быстренько позвоните! — попросил полковник.
Виктор вышел звонить.
Полковник секунду смотрел на Мокеева, затем снова углубился в сводку:
— «В поселке лесопильно-мебельного комбината водитель ЗИЛ-130А на повороте не справился с управлением и произвел опрокидывание. В кабине кроме водителя ехал гражданин С. В. Колосов с сыном. Отец получил перелом позвоночника, сын в тяжелом состоянии доставлен в железнодорожную больницу. Водитель в нетрезвом состоянии...»
В нетрезвом состоянии, — задумчиво повторил полковник. — Дело произошло в одиннадцать двадцать утра, а водитель грузовой машины уже в нетрезвом состоянии... Где ж он умудрился так рано?
— На старые дрожжи, наверное, — предположил кто-то от двери.
— На старые, — повторил полковник. — Господи, как мы хорошо подготовлены, товарищи! Просто холод по сердцу, до чего хорошо мы с вами подготовлены: заочно знаем, что на старые дрожжи. А двух человек можем недосчитаться. Проверьте в лесопильно-мебельном, кто там наколбасил. Здесь почему-то нет фамилии водителя. Проверьте механика, всех, кто имеет отношение к случаю, и как из гаража ушла машина с пьяным водителем, почему в кабине оказался отец с сыном? Все срочно узнать и доложить!
Виктор Куль вернулся, доложил:
— Домой отпустили Борю, к маме: ушиб у него, возможно, легкое сотрясение. Мать предупредили, чтоб последила. На голове ссадина небольшая.
— Вы там потревожьте этого автофургонщика — пусть правила пересдаст. И вождение посмотрите — заставьте покрутиться, где потеснее! — приказал полковник, и все, кто мог иметь отношение к нарушителю, записали себе в рабочие блокноты: «Автофургон мебельный...» — Так, товарищи. — Полковник взглядом перебрал всех поочередно. — Через день праздник. В этом году три дня подряд празднуем — нагрузка будет предельной. Снег не выпадает, частник колеса в гаражи не прячет. Будет движение — будут и происшествия. У меня просьба: вы, Мокеев, примите-ка сегодня дежурство у Виктора, чтобы вас в праздничные дни не тревожить. Не возражаете?
Мокеев не возражал. Полковник, как всегда, помнил самое главное. А главное в предстоящий праздник для самого Мокеева было — приезд отца.
Внизу, в комнате дежурного, Мокеев расписался в книге, проверил сейф с оружием, надел повязку повыше локтя и положил под стекло утреннюю телеграмму, с которой сегодня начался день. Отец обещал быть на праздник, сообщал поезд и номер вагона.
Пошел народ через дежурку, зазвонил телефон, задвигались фишки на карте города и окрестностей, но память еще некоторое время сохраняла утро и утреннее ощущение жизни. Булыгин, бывало, философски рассуждал: «Настроение всякое — от ума...»
Тогда Мокеев у Булыгина помощником был. Как теперь у него — Олег.
Булыгин тогда и рассудил: если от ума — то настроение, а если от молодых лет и от здоровья, — значит, тонус.
Но сегодня, пожалуй, было именно настроение — так Мокеев определил для себя. Странно, но в последнее время все чаще чувствовал он, будто от старика Булыгина получил наследство. Другими словами это ощущение и не передать — именно наследство. Хотя и не скажешь точно, в чем именно оно заключается.
Или потому о Булыгине подумалось, что отец вдруг нашелся? Мокеев не успел окончательно решить вопрос — пришел старшина Ростислав Яковлевич (Яклич) с площадки, попросил помощи:
— Товарищ старший лейтенант, сил нет, зашиваюсь, честное слово...
Если Яклич обращался так официально, значит, помощь требовалась всерьез. И просил Яклич именно его помощи, самого Мокеева. Олег, помощник, готовился к сессии, по возможности его старались не трогать. Не сговаривались, но не трогали без крайней нужды...
На площадке было тесно от машин и водителей.
Не так давно установили новые правила, и ГАИ теперь перед каждым праздником и просто перед каждой субботой проверяла готовность городских машин. В основном, конечно, ехали на рыбалку. Или по грибы-ягоды. И каждую пятницу перед зданием ГАИ на смотровой площадке собиралась толпа. И каждый спешит, и стучат по часам, и приводят доводы. Работников в ГАИ мало, а машин в городе все больше и больше. И учреждений, кажется, прибавляется, и рыбаков не убывает. И всем надо быстрее.
Площадка сдержанно загудела навстречу Мокееву, а один из ожидающих, молодой, призывно крикнул:
— Товарищ капитан! Сколько ж торчать? Заждались!..
— Ты не замуж ли за меня собрался? — спросил Мокеев и постучал по своему погону. — Льстишь...
Вокруг засмеялись, и Мокеев понял, что скучно на площадке не будет. Вот тепла не мешало бы: с серого неба сыпало мелким дождем, как из пульверизатора в парикмахерской, а с близкого озера толчками наносило холод, от которого хотелось спрятать руки в карманы.
— Товарищи водители, — сказал Мокеев, — госавтоинспекция просит извинить за задержку с осмотром техники: нет людей, штаты не укомплектованы...
— Нам-то какое дело!.. — заворчал кто-то поблизости. — На все причины...
— Желающие работать в ГАИ пройдите в отдел кадров, второй этаж, слева пятая дверь, — сказал Мокеев. — Гарантируем общежитие.
— А премия? А прогрессивка? — посыпалось со всех сторон.
— Обойдетесь, — сказал Мокеев, улыбаясь и подступая к синему автобусу.
Мокеев постучал по крылу:
— Чье средство?
Вторым за автобусом стоял старый, трепаный газик из первых выпусков, с фанерной еще кабинкой.
— Чей конь? — спросил Мокеев и, выделив водителя, остановил его рукой — тот готов был залезть в кабину. — Что за контора?
Водитель ответил: сноп... снаб... сбытперегрузка...
— У вас что, ничего поприличнее не нашлось? Ты ж не жмых повезешь, не макулатуру, не мусор. Людей.
— Есть ЗИЛ новый, но он задействован сегодня...
— Задействован... Вот давай, друг, на новом ЗИЛе и приезжай. А этот рыдван чтоб я тут больше не видел — его и на кладбище не примут. Кузов прогнил, колеса хлюпают, поржавела тележка. Куда ж вы уедете на такой? — Мокеев заглянул в кузов. — А это что за тросы? Да смотри, пол всюду пробит, щепки торчат. Нет, не разрешу на такой. День рыбу ловить, два дня занозы дергать. Нет, и не проси. Завтра с утра покажешь ЗИЛ, а этот гроб чтоб тут больше не стоял! Все!
Водитель не шибко и возражал. Кажется, он даже доволен был, что все так быстро уладилось, молча свернул путевку и уехал. Мокеев посмотрел ему вслед, подумал про себя: а может, ему, водителю, вовсе без интересу та рыбалка. Может, он и не рыбак вовсе и у него другие планы?.. Тоже ведь проблема... Может, просто начальство настаивает?
Мокеев повернулся к шоферам — они ходили за ним гурьбой:
— У кого есть похожее средство, лучше не ждите. Мы тут не лицензии выдаем на людей, имейте в виду...