— Судьба таких ребят на нашей совести, — твердо заявил Никифоров.
— На общей всенародной совести, — задумчиво произнес все тот же старик из второго ряда. — Всех и каждого надо пристроить! И вообще порядку надо способствовать...
— Правильно думаешь, дед Андрей! — поддакнул Почуткин.
— Точно! — поддержал старика и солидный рабочий в новом сером пиджаке. — Помогать милиции во всем надо! Она ведь наша, красная, для нас старается. И дело наше — общее. Верно?
— Надо перво-наперво комсомольские отряды учредить на улицах и не только на нашей окраине! — добавил совсем молодой парень.
— Вообще предлагаю считать нас постоянным и безотказным резервом милиции! Так, товарищи? — подхватил неугомонный Почуткин. И ответом ему были дружные аплодисменты.
И Никифоров с радостью понял — главное, о чем он здесь говорил, дошло до зала. Не зря, выходит, предложили вечер-спайку. Для начала, значит, уже есть за что зацепиться. А уголовному розыску нужно будет личным примером поднимать общественность на борьбу с преступлениями и на профилактику... «Да с такой силищей чего не одолеешь?» — думал он, оглядывая зал. И тут же с тревогой вспомнил о тех, кто нынче остался дежурить. Как там у них?
Многое говорилось в тот вечер со сцены и прямо с мест. И Никифоров чувствовал, что энтузиазма у рабочих бывшей Макаровской, веры в правоту своего дела хоть отбавляй... Занимать на стороне не придется!
После того как все дружно спели «Интернационал», слово взял Почуткин:
— Товарищи, далеко не расходитесь! Сейчас будет концерт. Какой — оцените сами. Хвастать не хочу...
— Погасить свет! — распорядился мужской голос.
Через минуту в зале стало темно, послышался удар гонга, и, шурша, пополз занавес. Милицейский духовой оркестр сыграл небольшое вступление, и на сцену, освещенную закулисными прожекторами, в измятом офицерском кителе с погонами прапорщика и в клетчатых брюках, на которых белыми нитками были пришиты лампасы из бордового ситца, вышел Почуткин, Все, конечно, сразу поняли, что перед ними — контрреволюционный генерал. Да и сам Почуткин, откашлявшись, громогласно объявил:
— «Манифест генерала барона фон Врангеля». Эту штучку списал и опубликовал наш пролетарский поэт Демьян Бедный!
И он, важно заложив одну руку за борт кителя, начал:
Декламировал он по-любительски, с пафосом, усиленно нажимая на немецкий акцент барона:
Однако последние строфы:
были прочитаны им с таким гневом, такое строгое стало у него вдруг лицо, что слушатели, не выдержав, поднялись с мест и наградили Почуткина громкими продолжительными аплодисментами.
Среди фабричных комсомольцев нашлось много певцов, плясунов, декламаторов. Объявился даже собственный поэт. Правда, голос у поэта не в пример почуткинскому был писклявый, но в зале стояла уважительная тишина. Он читал антиполицейскую поэму:
Читал он долго и вдруг, вытерев ладонью вспотевший лоб, неожиданно для всех признался:
— Покамест хватит!.. Вторую часть поэмы я еще не надумал...
— Ясно! — крикнули из зала. — Дальше про Октябрьскую революцию будет.
— Если все ясно, выходит, больше и сочинять не надо... — заявил поэт под общий хохот...
Словом, концерт удался. Все были довольны. После небольшого перерыва ожидались танцы.
III
— Вальс! Первый вальс! — сложив руки рупором, громко провозгласил Вадим Почуткин.
Капельмейстер милицейского духового оркестра взмахнул дирижерской палочкой, и из медных труб полились плавные и рыдающие звуки вальса «Грусть».