— Вот, отец, — тараторила между тем вдова, протягивая Кичиге билеты, — раздобыла... Проходит иркутский поезд на Москву...
— Дай-ка сюда! — оборвал ее Прохор и спрятал билеты во внутренний карман длиннополой шинели, прихваченной на постоялом дворе. И строго спросил: — Узнала, на какой платформе посадка?
— Узнала... На второй, — насупилась Аграфена.
— Садиться будем перед самым третьим звонком. Первой заходит Зосимовна, после нее — Артист, за Артистом — отец Кичига. Я замыкаю. Всё!
То, что идти придется на ощупь и испуганно озираться, Прохор вслух не сказал. Если бы сразу, часа два назад, попасть на поезд и не терять драгоценного времени! Теперь же надо набраться терпения и ждать. А это хуже всего: милиция ведь не ждет.
— С милой Галой, дай ей бог всяких благ, значит, не попрощаемся? — с какой-то особой учтивостью поинтересовался Гришка-Артист. — Кошмар подумать.
Злая улыбка мелькнула на лице Прохора и исчезла.
— Гора с горой не сходятся, а человек с человеком сойдется, — многозначительно хмыкнул он и встрепенулся: — Который час?
— Ну ее, Галу! — процедил сквозь зубы Кичига и, достав огромные кондукторские часы, поднес их к самым глазам. — До поезда сорок минут.
— Теперича, выходит, Галу «ну»! — вдруг ехидно выпалила вдова. — А раньше?
— Что раньше? — подпрыгнул, словно ужаленный, Кичига. — Что раньше?
— Довольно! Амурные передряги разберем после! — рявкнул Прохор.
— А ты не командуй! — взорвалась вдова. — Сам небось тоже в Галу втюрился. Я почему с вами поехала? Отца желаю подальше от греха блудного отвести. На тебя-то, Прохор Ляксандрович, мне начихать. Хоть сей миг лети и милуйся со своей Галой. Она вон на вокзале. Я эту трясогузку еще с похорон ее тетки приметила...
— Как, на вокзале? — опешил Прохор. — Ты чего мелешь?
...Оказалось, что очередь в билетную кассу протянулась через весь зал. И Аграфена, если бы не увидела знакомого носильщика, кума умершего мужа, махнула бы на все рукой. Но кум за небольшую мзду пообещал раздобыть билеты.
— А пока, Зосимовна, — молвил он, — проведу я тебя в нашу дежурку, отдохни там, кипяточку попей. Как в двери гляну, выходи.
— И вот около дежурки-то, — наслаждаясь обалделым видом Прохора, рассказывала бойко Аграфена, — я и видела эту самую Галу. С милиционерами она шепталась... Ну, а как кум меня поманил, я не удержалась и, когда мимо Галы проходила, шепнула вашей зазнобе: не видать тебе больше никогда отца Кичигу. Уезжает он...
Дрожа от гнева, Прохор прервал вдову:
— Ты продала нас, дура! Бежим! На площадь не выходить!
Но вдова, рывком бросившись вперед, сшибла Кичигу и, навалившись на него, крикнула:
— Отца не пущу, не пущу! Мой он!
Прохор, пожалев, что не имеет при себе пистолета, пнул Аграфену и ринулся к забору. Гришка-Артист последовал за ним. Но в этот момент по ящикам и кулям заплясал тонкий луч карманного фонарика.
«Успели. Выследили! — пронеслось в голове Прохора. — Эх, коня бы...»
— Руки вверх! — прозвучало в темноте.
Не обращая внимания на приказ, Прохор напружинился и перемахнул в соседний двор. Но кто-то невидимый заученным приемом тут же вывернул ему правую руку и ловко оглушил ударом в затылок.
— Сдаюсь, — послышался рядом, за забором, хрип Гришки-Артиста.
И Прохор понял: сопротивляться бесполезно...
Эх, зачем подался он сюда, на Урал?! Зачем связался с шайкой Кичиги?! И сколько ведь раз уже собирался уехать из этого проклятого города... Ну, кто его здесь держал? Кто?.. Теперь всему конец...
...Утром в уголовный розыск прискакал на рыжем горячем коне Каменцев.
— Разрешите доложить! — встав из-за стола, молодцевато стукнул каблуками Никифоров, как только начальник губернской милиции вошел к нему в кабинет.
Через десять минут свободные от дежурства сотрудники, и среди них Феликс, Юрий, Борис Котов, Владимиров и Егор Иванович, сидели в кабинете начальника. Говорили все разом, вспоминая удачно проведенную операцию. Каменцев с Никифоровым никого не прерывали, понимали: спадает нервное напряжение, царившее в уголовном розыске последние недели.
Наконец, когда шум мало-помалу затих, Никифоров, разведя руками, произнес:
— Ну, дела, товарищи! Николай Яковлевич меня спрашивает, кто больше всех отличился при обезвреживании банды Прохора Побирского, а я... Я докладываю: единично отличившихся нет и представить к поощрению никого отдельно не могу. И те, кто с самого начала участвовали, и те, кто позднее присоединились, — все одинаково действовали. Всем надо выразить в приказе благодарность... А вот Вадима Почуткина и Тамару Давыдову, комсомольцев с бывшей Макаровской, а также официантку Галину Южину следует отметить особо...