— Важна не профессия, а то, как ты свой долг выполняешь, — возразил Кесарев. — Один разоружает мину с улыбкой, а у другого нервы напряжены до предела. Вот как у меня.
— Может, от страха?
— Нет, — Кесарев качнул головой. — Страх я давно задушил в себе. Просто от напряжения. Какая мина попадется, иная измотает тебя до седьмого пота. Я когда еще плавал мичманом, был у меня друг Максим. Однажды тральщик в оживленном промысловом районе вытралил мину. Она была странной конструкции. Адмирал вызвал меня и говорит, мол, Кесарев бери с собой еще мичмана, и на катер. Мину надо разоружить. Ну, ясное дело, просьба адмирала — для меня приказ. Долго мы колдовали над «рогатой смертью». Наконец обнаружили, где у нее часовой механизм, где запал и тому подобное. Все шло хорошо. И вдруг беда. Максим задел проводок, нечаянно оборвал его, и часовой механизм заработал. Минута до взрыва! Пока я вынул запал, Максим поседел. Что это, страх? Не знаю, может быть. Но Максим не струсил, он был рядом со мной, только и сказал: «Сергей, запал...» Он мог бросить меня наедине с миной, но он не бросил. Это и есть долг.
Рулевой промолчал.
Когда катер обогнул мыс, Кесарев вдруг подумал о Наташе. Чего-то она беспокойная. Раньше никогда не спрашивала о Вере, а тут разговорилась. Почему так, может, догадывается? И все же ему было приятно от ее слов, сказанных на прощание: «Береги себя...» Наташа не знала, какая ему предстоит работа, но она сердцем чувствовала — дело у него опасное. «Сережа, ты помни, что минер ошибается только один раз, — не однажды говорила она. — Ты, пожалуйста, будь осторожен. Когда ты в море, у меня стынет душа. Холодно мне, будто льдинка туда упала...»
Береги себя... Чудная. Как ты побережешь себя, если каждая мина — загадка, а ее надо укротить? Да, любая мина загадка. Чуть что не так — и взрыв. Кесарев не забыл, как немецкая «эска» дохнула ему огнем в лицо, как потом месяц лежал в госпитале, неотступно думая о том, что, быть может, ему уже не придется плавать на корабле. Но все обошлось благополучно, если не считать того, что под ребром остался осколок. Однако Кесарева это не смущало, он нередко шутил: «Я ему не мешаю, и он меня не царапает. Живем дружно».
Катер выскочил из-за гряды камней и взял курс к порту.
— Еще час ходу, и мы будем на месте, — сказал рулевой. — А вы что, один будете с миной колдовать?
— Один, — отозвался Кесарев. — Мину надо увидеть, пощупать, а уж потом решать, как с ней быть. А как это буксир ее подцепил?
— Баржу с водой доставил, ну и бросил у причала якорь. Дело было утром. А в полдень стали выбирать якорь, а на нем — мина. Вон видите на горизонте чернеет судно? Это и есть буксир...
Кесарев и сам уже заметил судно и невольно подумал о мине — как она там? Утро выдалось серое, мглистое, ветра, правда, не было, и это его обрадовало. Когда подходили к причалу, рулевой по радио вызвал из порта дежурного, тот сразу отозвался:
— Где там у вас специалист? — гремело в телефонной трубке. — Прошу его на связь.
Рулевой что-то буркнул ему в ответ, потом передал Кесареву трубку.
— Вас просят, — сказал он и затормозил ход. Катер вмиг застыл на воде.
Кесарев попросил дежурного, чтобы его тут же доставили на буксир — надо осмотреть мину, а уж потом решать, как с ней быть.
— Я прошу убрать все суда, которые стоят у причала, — говорил в микрофон Кесарев. Дежурный, однако, возразил ему, ссылаясь на то, что одни суда сгружают улов рыбы, другие готовятся в рейс, третьи получают продукты и топливо, неразбериха начнется в порту. Но Кесарев был неумолим. — Нет, товарищ дежурный, я требую это сделать. Мина — оружие весьма капризное, и никто не может дать гарантии безопасности. Я постараюсь как можно скорее обезвредить «рогатую смерть». Да, да, я это обещаю. Что-что? Я вас не понял. Ах, вот оно что — вы предлагаете, чтобы буксир с миной ушел подальше в море? — На лице Кесарева застыла ироническая улыбка. — Так, да? Пока ничего определенного сказать не могу, я еще мину не видел. Вы что, намерены спорить со мной? Я вам не рекомендую. Ах, вы были на войне и тоже смотрели смерти в глаза. Что ж, я преклоняюсь перед вами. Правда, смерти в глаза я не смотрел. Я бы заглянул ей не только в глаза, но и в лицо, но я не видел ее. У меня лишь под ребром осколок сидит. Это меня уже после войны укусила одна непочтенная мина. Я, кажется, неделикатно обошелся с ней...
Кесарев вернул рулевому трубку, а сам сошел с мостика на палубу, где курил штурман.
— Ну как, договорились?
— Да, катер подойдет к буксиру.
Уже совсем рассвело. Бухта заиграла солнечными бликами, словно умылась росой. Небо понемногу прояснилось, тучи ушли куда-то на запад; проснулись чайки, они с криком летали над стоявшими в порту судами в поисках добычи.