— А кто же поднесет им этот гостинец?
— Как кто? Мы.
— И что же? На своих двоих думаете доставить его?
— Нет, на брюхе.
— А толком-то знаете вы, чем надо нам кормить эти доты? — запальчиво спросил второй боец.
— Знаем, — спокойно ответил один из саперов.
— Кровью, вот чем! Понятно вам это?
— Понятно, да неприятно, — отрезал сапер. — Больно жирно будет кровью их кормить. Дорогонько обойдется. Мы подешевле им пищу дадим — тол.
Даже я не смог тут удержаться от смеха и давился под своим одеялом. Хорошее настроение солдат рассеяло мои мрачные мысли. Я успокоился и теперь действительно заснул крепко, по-настоящему. Проснулся я только на рассвете; командир саперов тряс меня за плечо.
Дождь перестал, но погода была все такая же хмурая и неприветливая. Ветер дул с гор с прежней силой, шумно раскачивая сосны. Лес протяжно и надрывно гудел. Казалось, сама природа охвачена была мучительной тревогой, которой не предвиделось конца. Тьма редела, словно рассеиваемая ветром, скопляясь под деревьями и в низинах. Небо было свинцовое, а к горизонту почти черное и туманное от дождя… Я взял командира саперов за руку и крадучись повел его к одному из наших сторожевых постов у обочины поляны. За это время подошли к ней и дальние роты, и саперы штурмового отряда. Мы со старшим сержантом спустились в один из окопов, скрытых в ельнике, и стали внимательно осматривать поляну и сеть проволочных заграждений, отыскивая наиболее удобное место для прорыва. Но старший сержант все время нервничал и недовольно бормотал:
— Нет. Не подходит! Нехорошо здесь!
Мы направились к другим постам и так, переходя от одного к другому, облюбовали наконец место, которое нам обоим показалось наиболее подходящим. Поляна была здесь уже, и ее перерезала небольшая ложбинка. Проволочная сеть ниже, а амбразуры дотов на несколько пядей выше над землей, чем у других.
Я решил начать наступление после полудня, чтобы дать саперам время подготовиться. Но уже через несколько минут старший сержант доложил мне, что отряд готов, и просил начать атаку на рассвете. Этот срок устраивал больше и меня — не надо было так долго держать людей в напряжении. Я дал согласие, хотя и не без тревоги. Позади саперов я расположил две роты и все имеющиеся в батальоне пулеметы, а свой командный пункт выдвинул к первой линии пехотинцев; он находился, таким образом, непосредственно позади саперов. Велел протянуть к нему кабель и собрал туда командиров, связных и телефонистов батальона.
В ожидании начала атаки я с тяжелым чувством наблюдал за саперами. Они сидели в окопах, прикрытых сверху сосновыми ветвями, вооруженные автоматами и гранатами, с шашками тола под рукой. С виду они казались совершенно спокойными. Кто-то грыз сухарь, хмуро вглядываясь в лес, где стояли на страже немецкие доты. Другой, растянувшись на дне окопа лицом вверх, следил глазами, как покачивались над ним сосновые ветки. Третий, в соседнем окопе, тихонько напевал песенку… «Что это? — с тревогой спрашивал я себя. — Безразличие? Нелепое примирение с мыслью о смерти? Нет! — возразил я сам себе. — Война научила меня глубже понимать солдат — они умирают так, как живут… так же просто…»
В эту минуту сапер, напевавший песенку, перегнулся через край окопа к соседу, лежавшему на дне, и шепотом попросил его:
— Дай-ка, земляк, разжиться табачком.
— Погодь, — сердито отмахнулся от него тот. — Дам после…
* * *Выступлению штурмового отряда должна была предшествовать артиллерийская подготовка. Командир саперов, спокойный и уверенный в себе парень, попросил моего разрешения самому руководить обстрелом. Я согласился и передал ему телефонную трубку. Первые снаряды легли позади дотов, подняв клубы дыма. Потом они стали бить поочередно то по минному полю, то по проволочному заграждению и дотам. Орудия стреляли редко, с перерывами, словно пристреливаясь. Но вдруг сосредоточили всю силу огня только на минном поле и проволочном заграждении. Десятки жерл извергали из себя огонь и железо, обрушивая их на небольшую площадку в несколько сот метров. Шквал, нарастая, двигался в сторону дотов.
В промежутках между залпами слышалось характерное хлопанье взрывающихся мин, и в воздух вместе с взметаемой землей и столбами дыма летели колья проволочной сети. Над поляной встала дымовая завеса; ветер гнал ее к дотам. Лес протяжно и страшно ревел. С оглушительным грохотом рушились сосны. Земля стонала от взрывов, устремляя в небо фонтаны грязи и пыли, порой закрывавшие от нас линию дотов.
Вдруг неизвестно почему огонь артиллерии стал постепенно стихать. Снаряды снова ложились разрозненно и редко. И в ту же минуту я услышал яростные крики старшего сержанта, ревевшего в телефонную трубку: