Мы прошли через село, не встретив по пути ни души, словно оно было пустым. Но перед домом, где располагалась сельская управа, мы увидели трех низкорослых, толстых, неповоротливых чехов в грубошерстных костюмах. Мы заметили их еще издали, когда они неуклюже перебирались через канаву, подталкивая друг друга, перепуганные, словно им предстояло вступить сейчас в бой. Все трое остановились посреди шоссе, больше поглядывая назад, на раскрытые ворота управы, чем вперед, на нас. Самый пожилой из них, в кожаной шапке, прижимал к груди какую-то бумагу. Увидев нас, он опустил руку с бумагой и недоуменно переглянулся со своими спутниками. Встреча явно разочаровала старика. Очевидно, он полагал увидеть огромное войско, с сотнями орудий и пулеметов, гордо восседавшее на танках и автомашинах, от грохота которых гремело бы шоссе и дрожали бы стекла в окнах… А увидел горстку ободранных, усталых бойцов, меньше самого крошечного из немецких подразделений, с которым приходилось им встречаться, марширующим «гусиным шагом», под командованием какого-нибудь надутого фельдфебеля.
Когда мы подошли к ним вплотную, все трое чехов сняли фуражки.
— Добро пожаловать, — робко приветствовал нас старик с бумагой и замолчал, явно не зная, что говорить дальше. Позднее, извиняясь, он признался мне, что всего несколько часов назад стал старостой — его выбрали крестьяне на место прежнего, ушедшего с гитлеровцами.
— Есть еще немцы в селе? — спросил я чеха.
— Нет, господин офицер! — ответил старик по-немецки. — Нет! — повторил он, для большей убедительности отрицательно качнув головой. — Последняя машина прошла под утро, часа в четыре…
— Значит, они опередили нас на пять часов, — быстро подсчитал я в уме. — Да еще на машинах!
— А оружие, патроны есть?
— Нет. Ничего нет! — заверил старик. — Все немцы позабирали… Даже охотничьи ружья…
— Хорошо, — закончил я разговор. — Все, что найдется из оружия и боеприпасов, сносить в управу… Вы, — я ткнул пальцем старика в грудь, — отвечаете за спокойствие села.
Старик козырнул, а я дал знак бойцам продолжать путь. Но не успели мы сделать и несколько шагов, как услышали за собою крик.
— Господин офицер! Господин офицер! — старик бежал за нами, протягивая мне бумагу. — А что нам делать?
— Что делать? Да что хотите! — пожал я плечами. — Вы свободны!
Но старик продолжал показывать мне свой клочок бумаги, явно неудовлетворенный таким ответом. Я взял у него из рук бумагу и быстро пробежал ее. Это была заранее приготовленная речь для встречи с нами, где мы величались «героями» и «освободителями». Я вернул старосте его бумагу и, успокоительно потрепав по плечу, сказал:
— Подождите, скоро подойдут наши. Сохраните ее для них.
Все трое чехов остались стоять посреди шоссе. А мы продолжали путь. У ворот какого-то дома мы увидели развевающийся немецкий флаг со свастикой. От нашего дозорного, поджидавшего нас здесь на шоссе, мы узнали, что в этом доме помещался командный пункт гитлеровской артиллерии. В суматохе бегства немцы забыли о флаге, а из жителей села никто не отважился снять его. Пока я это понял, флаг уже лежал распростертый на земле, и бойцы с наслаждением топтали его ногами, чертыхаясь и проклиная гитлеровцев.
Так и остался он лежать, растерзанный, посреди шоссе, а мы, перескочив через придорожную канаву, скорым шагом двинулись дальше вдоль каменных заборов крестьянских дворов.
Только когда мы уже подошли к самой околице, жители села стали выглядывать из ворот и окон — старики, женщины, дети. В их взглядах мы читали то же недоумение, что и у старика старосты. Они словно спрашивали нас: «Да как же вам удалось одолеть немцев?»
Вдруг из каких-то ворот выскочил на улицу ребенок и замер, испуганный. Чионка подхватил его на руки и стал ласково гладить по кудрявым белокурым волосам. Мы вывернули все карманы, чтобы угостить маленького чеха. Но с трудом отыскали лишь зачерствелый солдатский сухарь и несколько запыленных кусочков сахару.
Мы шли после того несколько часов подряд, но так и не догнали немцев. Изредка нам снова попадались на шоссе и в придорожных канавах брошенные поломанные винтовки, пулеметы и орудия без затворов, ящики с боеприпасами, рассыпанные гранаты…
— Все повыбрасывали, чтобы легче было драпать, — говорили бойцы.