Некоторое время мать и тетя Лина молчали. Только теперь мне пришло на ум, что мама и в самом деле вот уже несколько ночей не запирает дверь, как обычно. Но я знал, какая трусиха тетя Лина, и поэтому был полностью согласен с мамой.
— Флоаре, — прошептала тетя Лина, понизив голос, — ты ничего не слышала?
— А что? — с притворным равнодушием спросила мама.
— Как что? — удивилась тетя Лина. — Вся деревня говорит об этом!
— Что же все говорят? — услышал я голос мамы и почувствовал в нем нарочитое спокойствие.
— О твоем муже говорят! — со страхом в голосе пробормотала тетя Лина. — Говорят, будто он дезертир!
— Глупости! — быстро проговорила мать. — Но было бы неплохо, если бы он оказался где-нибудь поблизости, а не сгнил бы в России, как Стате!
Я почувствовал, что мама боится именно этой ужасной вести, хотя всячески стремится скрыть страх, который овладел ею. В это мгновение я вдруг понял, почему так часто плакала мать и почему Рябая так вкрадчиво расспрашивала меня об отце. Я тихонько повернул голову и посмотрел на фотографию отца, которая выделялась белым пятном на стерне под иконой.
Вскоре я снова услышал шепот тети Лины:
— Дида Боблете пустила этот слух!.. Вот что она рассказывает: вчера вечером все Боблете остались в поле, чтобы за ночь перевезти на ток снопы. И поэтому она после захода солнца понесла им еду… Когда она дошла до кукурузы, совсем стемнело. В одной руке у нее была сумка с хлебом, а в другой корзина, в которой лежали миски с едой. Видя, что надвигается ночь, Дида прибавила шагу и затем пустилась бежать прямо через кукурузу… Когда же она добежала до поля Мэдэраке, где кукуруза выше человеческого роста, к ней навстречу будто бы вышел какой-то мужчина. На нем была военная форма, но вся рваная и грязная, фуражка надвинута на глаза, а правая рука в кармане на револьвере.
«Стой!» — будто бы приказал он ей. Дида испуганно вскрикнула. «Не кричи!» — остановил он ее, а сам из кукурузы ни шагу. У Диды так ноги и подкосились. «Чего дрожишь, я ж не собираюсь тебя резать», — проговорил он тихо. Потом вышел из кукурузы и посмотрел на дорогу. На дороге никого не было. «Дида, — позвал он ее, — подойди сюда!» Дида робко подошла к краю кукурузного поля. «Положи сумку!» — приказал он ей. Дида, не говоря ни слова, осторожно положила на землю сумку, а рядом с сумкой поставила корзинку. «А теперь иди! — сказал он ей сурово. — Да не вздумай оборачиваться, иначе застрелю!»
Дида бросилась бежать обратно в село… Неизвестно, что ему пришло в голову, но он вдруг остановил ее снова: «Стой, не туда!.. Иди, куда шла, к своим Боблетам. С тех пор как мы воюем, вы, словно свиньи, разжирели!..»
Тетя Лина на мгновение замолчала, набралась сил и снова зашептала:
— Флоаре, мне страшно!
Мама приглушенно зарыдала, стараясь не разбудить нас. Тетя Лина, спохватившись, склонилась над ней и начала ее утешать. Прошло много времени, прежде чем мама успокоилась. И тогда я снова услышал голос тети Лины, на этот раз ободряющий и ласковый:
— Флоаре, я не думаю, что это твой муж… Он человек неглупый и не мог так поступить. Врет эта Дида, чтоб ей провалиться!.. Откуда ей известно, что это был он?
Только теперь я почувствовал, как слезы катятся по моим щекам. Я невольно сжал кулаки под одеялом и зарылся головой в подушку, чтобы не было слышно моего прерывистого дыхания. Чуть позже, когда мама совсем успокоилась, я опять услышал ее тихий, ставший каким-то чужим голос:
— А если это правда?
Тетя Лина в замешательстве не знала, что сказать.
— Ведь я его знаю лучше, — зашептала мама больше для самой себя. — Возможно, что это правда!.. А тогда что мне делать? — громко спросила она. — Ты не подумала? Сколько можно вот так бродить вокруг села и дома. В конце концов ведь все равно его поймают и замучают жандармы! Ох, господи, господи! — причитая, закончила мама.
Тетя Лина притихла, еще более напуганная ее словами. В доме снова наступила тишина. Потом мама вдруг стала рассказывать о том, что сообщил ей несколько дней назад старый Туркулец.
— «Пошел это я на рассвете в поле, — начала она говорить, подражая Туркулецу, — чтобы пропахать по холодку несколько борозд между скирдами, а то, думаю, поднимется солнце, и мои клячи так и попадают от жары на борозду — такие уж они у меня никудышные. Телегу оставил на меже около скирд и начал пахать… Сделал я три борозды, потом обернулся случайно назад… И что же вижу? Из виноградника Бербекару выходит человек, одетый в военную форму, высокий такой, стройный, точно ель, и направляется к телеге. Я остановил лошадей и свистнул ему вслед. А он идет как ни в чем не бывало, даже голову не повернул в мою сторону. Дошел до телеги, отвязал сумку, висевшую под ней, и не спеша ушел подобру-поздорову в виноградник. Бегу к телеге, обыскиваю весь виноградник — ну хотя бы след какой остался… Точно сквозь землю провалился. Ты, Флоаре, говорит, не сердись, — продолжала мама, — я его узнал по походке. Это был твой Кристаке!»