Фамилия одного из тех, кто противостоит чекистам, Гаюсов. Бывший контрразведчик белых, он показан как организатор контрреволюционного подполья, умеющий подчинять людей своей воле и способный на любые враждебные действия. Он специалист по изготовлению фальшивых документов, мастерски водит автомашину, когда нужно, умелый обольститель. В схватках со своими противниками Гаюсов находчив, бесстрашен и беспощаден.
Авторам не было необходимости выдумывать своего главного отрицательного героя. Прототип Гаюсова — Баюсов был достаточно яркой фигурой с действительно богатой биографией злобного антисоветчика. Для создания образов других контрреволюционеров в повести удачно использованы документальные данные о разоблаченных в те годы преступниках. Вкрапленные в разные главы подлинные факты и сообщения о разгромленных бандах и контрреволюционных выступлениях всякого рода антисоветского подполья повышают историческую достоверность повести.
В книге враги Советской власти показаны сильными, умными и деятельными. Это только усиливает наши симпатии к молодому органу пролетарской диктатуры — ЧК и ее сотрудникам. Мы по достоинству оцениваем их преданность ленинским идеям, зрелость, отвагу, чистоту помыслов.
Герои повести живут и работают не в каком-либо условном, чисто литературном городе, а в реальной Самаре, так хорошо знакомой старожилам и в некоторой степени — современникам. По мере развития событий герои как бы водят вместе с собой читателя по улицам старой Самары. Книга пронизана любовью к городу, а иллюстрации отлично дополняют текст.
Повесть «Тревожные ночи Самары» исторической правдой, полнотой описания политической обстановки в Самаре начала двадцатых годов, занимательностью и остротой сюжета несомненно привлечет внимание читателя. Ее значение не только в художественном осмыслении событий прошлого. Знакомя сегодняшнего читателя с героическим прошлым, с опытом старшего поколения, повесть способствует формированию у советского человека, и прежде всего у молодежи, высоких моральных качеств — беззаветной любви к Родине, человеколюбия, высокой бдительности и непримиримости к врагам коммунизма. В этом ее ценность.
Генерал-майор в отставке И. Кинаров,
почетный сотрудник госбезопасности
Вторник
1
Поджав коленки, чтоб не стонало брюхо, озлобленная надвинувшимся голодом и озадаченная полупонятым декретом о НЭПе, спала Самара одна тысяча девятьсот двадцать первого года в теплой летней пыли. Как ночь, так ежится город, затихает, и на улицах, естественно, ни души. Кой-чему научили годы гражданской войны, этому тоже: дело к темну — запирай ворота и ставни крепче, постучат — зажмурься и молчи, покамест не узнаешь, кто стучится. И хотя уже года полтора в мысленно обозримых окрестностях большой войны нет — разве что где-то на Дальнем Востоке, так он дальний и есть, — чуть не каждую ночь, однако, слышит чуткий, всегда настороженный обыватель, как где-то на улице — рядом, ей-ей рядом! — хлопает выстрел. Жулье! Его в Самаре хватало и в дни благополучия, а в пору лишений… Эх, о чем говорить!..
В третьем часу ночи хлопнул выстрел шагов за двадцать от скрещения Николаевской и Предтеченской улиц. Не дошагал эти сосчитанные следствием шаги и никогда уже не дошагает человек среднего роста, лет тридцати. Шел он в опасной близости от губчека, которая размещалась в каменном доме бежавшего с чехами купца на углу упомянутых улиц. Часовой Серков заметил его приближение и даже цевье винтовки сжал пальцами от некоторого волнения. Так что убийство произошло у него на глазах: человек стал пересекать улицу, из-за афишной тумбы бабахнуло, и кто-то, не таясь, побежал по Николаевской в сторону собора. Часовой крикнул: «Стой!» — и успел пальнуть ему вслед, но попал не попал, знать не мог.
Упавшего человека после того как убедились, что не человек он уже, а труп, — не трогали до рассвета. А как посветлело, разглядели, что одет он обыкновенно: полосатые брюки, выпущенные на голенища сапог, синяя сатиновая рубаха, замызганная шляпа. Лицо его не было знакомо ни часовому, ни дежурному. Скуластое, с жесткими, немного несимметричными усишками, а остальное — без особых примет.