— Да ты что, ошалел? Тебе же нельзя курить!..
— Пошел ты! — рассвирепел Ягунин. — Слушай сюда. Так вот, сидят там, понимаешь, такие рожи — ай да ну! В карты режутся— из-за двери услыхал, как они все про черви да про пики… Ну отъявленное офицерье! Я их таких в девятнадцатом насмотрелся, в глазах стоят…
— Ну, брось! — недоверчиво скривился Шабанов. — По рожам определять, тоже мне. И в Красной Армии есть из бывших, которые…
— Да знаю! — с досадой перебил Михаил. — Но если, Ваня, все вместе собрать, в одну кучу, то шибко подозрительно выходит. Уж не скрывает ли наша врачиха кого? Ее ж костерил главный врач, покойник, за каких-то типов, про симулянтов кричал. Я сам слышал. Вдруг в самом деле гнездо? А, Вань?
— Погодь-ка, — проговорил Шабанов, останавливаясь. Огляделся, убедился, что вокруг никого, и, вынув из кобуры револьвер, быстро сунул его в халат Ягунину.
— Пригодится, — шепотом сказал он. — Мало ли…
— Ты, смотри, Белову все до мелочи… — начал было Ягунин и умолк.
Из дверей главного корпуса вышла Ольшанская, рассеянно кивнула Михаилу и направилась к воротам.
— Вот она, — приглушенно сказал Ягунин. — Не верти башкой. Тихо! Куда-то она, интересно, так навострилась?
Ольшанская тем временем скрылась в проходной.
— Ну, бывай, — заторопился Шабанов. — Берегись тут. Мы им проверочку сварганим. Выздоравливай! А я счас твою врачиху провожу…
Он тряхнул руку Михаила и… не пошел а, спросил, глядя в сторонку:
— А как с Нинкой-то?.. Может, как повлиять?..
— Не до Нинков, — отрезал Ягунин, да голос его дрогнул.
Шабанов быстро зашагал к проходной. Михаил смотрел ему вслед, и выражение его лица, сердитое, ершистое, стало смягчаться. Когда же Иван скрылся с глаз, Ягунин продолжительно вздохнул и, прижимая локтем тяжелый револьвер к боку, поплелся к себе в палату.
3
Нина Дмитриевна Ольшанская, заместитель главного врача госпиталя Заволжского военного округа, хоть и шла быстро, но все же не настолько, чтобы затруднить наблюдение Шабанову. Уже начинало темнеть, но сумерки были ранние, реденькие, и Иван мог надеяться, что, по крайней мере, еще с полчаса он не потеряет ее из виду. Он боялся только, чтоб она, выйдя на Ново-Садовую, не села в трамвай: в вагоне Ольшанская беспременно узнает Ивана — вон как зыркнула, когда они с Михаилом прохаживались возле цветников. Шабанов вспомнил иллюстрацию из комплекта журнала «Родина» за 1912 год, который как-то нашел его дядька, дворник: берлинский трамвай из двух сцепленных вагонов. И позавидовал, что Самаре еще далеко до Берлина.
Однако зря беспокоился Иван: Ольшанская и голову не повернула в сторону трамвайной остановки. Дойдя до Полевой, она свернула и пошла в гору, удаляясь от Волги. Сначала она оглядывалась, но совсем не от того, что подозревала слежку, а в поисках извозчика, что Шабанову тоже было некстати. Но столь далеко от центра да в темную пору надеяться поймать свободную пролетку было так же глупо, как найти кошелек. Быстрым шагом — Шабанов в полусотне метрах сзади — они шли кварталами деревянной Самары, миновали Садовую, Крестьянскую, Уральскую улицы, снова пересекли трамвайные рельсы (и опять Шабанов порадовался, что Ольшанской трамваем не по пути) и, оставив позади тюрьму, а по-нынешнему — дом принудработ, повернули на Оренбургскую улицу.
«Неужто явка в церкви?» — встревожился Иван Шабанов, понимая, как осложнится тогда его задача. Но нет, Ольшанская прошла мимо церкви и дальше — за трамвайный парк. «Если она завернет в сад Маковского, то пиши пропало», — мелькнуло у Ивана, и тут же он с облегчением убедился что докторица свернула с Владимирской в одну из заросших желтоватой муравой улочек Солдатской слободы. Этот одноэтажный, сплошь деревянный район Самары для Ивана был сейчас удобен: в маленьких двориках сыскать человека проще, чем в каменных трущобах проходных дворов. Да и спрятаться можно за любым крылечком в случае чего.
Сумерки уже сгустились до бархатной синевы, и Шабанову пришлось сократить дистанцию метров до двадцати — иначе упустишь. И все-таки он чуть было не прозевал: не приметил, в какой из дворов юркнула Нина Дмитриевна. Вот так — шла, шла и исчезла.
Пришлось соображать. Иван прогулялся ленивой походкой до половины квартала, приглядываясь да прислушиваясь в надежде, что сыщется какая примета. И точно: засветилось вдруг одно из темных окошек. Затем оно потускнело, но зато осветилось соседнее: видно, перенесли лампу в другую комнату. Иван легонько толкнул парадное и по звуку понял, что дверь закрыта только на крючок. Зато калитка оказалась незапертой. Войдя во двор, он прошел к ступенькам веранды, темной, с разбитыми стеклами. Легко, не скрипнув, поднялся. Окно, что выходило на веранду, было занавешено неплотно, и через щель Шабанов различил промелькнувшую в дальней комнате женщину, вроде бы Ольшанскую. Он приник лицом к стеклу.