- Старпом в рубке был, на руле. Ну, передал через матроса. Случается, товарищ кавторанг.
- Так, а дальше?
- Что же дальше? Развернули катер - и «следом за нами.
- Вы лично наблюдали, как развернулся катер «Ж-257»?
- Ясно.
- Не совсем, знаете, ясно. Катера все-таки нет. Когда вы потеряли его из виду?
- Как только «Ж-257» двинулся за нами, запуржило. Долгий заряд, ну, потеряли друг «друга. Нам локатора не положено…- Митрофанов виновато развел руками.
- Значит, вы не можете точно утверждать, что буксирный катер «Ж-257» пошел на комбинат.
- Куда же ему еще идти? - поразился Митрофанов - С пустыми бункерами, без продуктов… Только на комбинат.
- Но вы дошли, а их нет.
- Дошли-и…- протянул Митрофанов.- Свободно могли не дойти. Такое пекло было, .два раза думали - конец, хотели на берег выброситься. Счастье, товарищ кавторанг, говорят, везучий я.
- Счастье,- повторил Климов, поднимаясь.- Нет, нет, вы сидите… Счастье, говорите? Думаю, что и умение кое-что значит, а главное, дисциплина.
- Дисциплина, конечно, была,- Митрофанов подтянулся.- Это у нас на высоте.
- А у других? - Климов насторожился.
- Я про другие комбинаты не знаю. Где как. А в общем, скажу, край у нас трудный, здесь народ не балует.
«Не слишком же ты понятлив»,- подумал Климов и уточнил:
- У них-то как, на «Ж-257»?
- А-а! - охотно откликнулся Митрофанов.- Это команда хорошая, толковый народ, подобрался…
- А вот не пришли.
- Без капитана ведь,- терпеливо объяснял Митрофанов.- Старпом там сильный, на руле против него никто не устоит, а только он здесь одну навигацию плавает. Петрович к берегу не подойдет, как я. Не так еще знаком ему берег. Тоже винить нельзя.
- Мы, товарищ капитан, никого винить не собираемся. Так что зря защищаете,- стропа заметил Климов.
- Чего их защищать,- резко сказал Митрофанов.- Пожалеть, по человечеству пожалеть их надо. По такому времени в океане… У-у! - Он поежился, сдержанно покачав русой стриженой головой.
- Вот что,- сказал Климов,- напишите^ мне рапорт. Только поменьше жалости и… Айвазовского. Мне нужны факты. Грубые, голые факты.
Митрофанов спокойно поднялся. Уставился простодушно в Климова и сказал с какой-то нарочитой ленцой:
- Сделаю… Это мы могем, товарищ кавторанг. Это нам даже легче, одни факты. Только факты те же будут. Разрешите идти?
Климов кивнул и несколько секунд смотрел в широкую спину Митрофанова, так и не поняв, с кем он разговаривал: с простаком или с умным человеком.
Анкеты членов команды лежали на столе перед Климовым. Они тоже вызывали у него десятки вопросов, от которых, по мнению кавторанга, мог отмахнуться только безнадежный «романтик» вроде Рапохина. Почему, например, опытный кочегар Николай Воронков с весны плавает коком? И где? На катере, где восемь человек команды! Известно, что за здорово живешь никто не перейдет на хуже оплачиваемую должность. Значит, что-то с ним стряслось? А что? Матрос Александр Жебровский- со средним образованием, даже в научном обществе работал. «Вероятно, из этих, из «артистов», что места себе не находят, все ищут чего-то, проповедуют, а глядишь, в лагерь угодят…»-отметил про себя Климов. По анкетам выходило, что у четырех из шести моряков нет и своих семей - ни жен, ни детей. Это встревожило кавторанга. «Без корней .люди. Да… Хороша расстановочка кадров».
При встречах Климов все еще старался образумить Рапохина. «Смотри, натрут уши. Сам напрашиваешься. У Владивостока тоже провод на Москву есть. Если надо - свяжутся. Чего ты торопишься?» Но Рапохин упрямо стоял .на своем и десятого декабря, через сутки после ночного разговора, послал телеграмму в Совет Министров. На комбинате узнали о посланной телеграмме, и день для всех прошел в волнении.
Утром одиннадцатого декабря Климов пригласил Рапохина в кабинет главного инженера. Кавторанг был привычно подтянут и свеж.
- Вот что, Рапохин,- сказал Климов дружелюбно.- Мы, конечно, люди маленькие, но не зря же нам коптить небо. Пока суд да дело, и нам надо -тревожиться. Тут у меня,- он хлопнул по пачке опросных протоколов пухлой рукой с широкими, во всю ширину пальца, ногтями,- почти полная картина сложилась. Не делает она вам чести, не делает…
- В чем, собственно, дело? - перебил его Рапохин.
- А вы, знаете, не громыхайте,- прищурился Климов.- Это ни к чему. Много у вас безобразий, технической неграмотности, черт знает чего…
Рапохин покраснел, выслушивая резкие, основательные упреки Климова. Свое дело аварийный инспектор знал. Он без труда обнаружил недостатки комбинатского механизма, особенно во всем, что касалось небольшой: флотилии. Тут Рапохин был слаб: не так просто и в три года, даже при его хватке, освоить иные флотские премудрости.
Конечно, Рапохин мог бы кое-что порассказать о здешних условиях, о нехватке специалистов. Но он молчал. Климов прав, ссылки на обстоятельства - последнее дело.
- За такие вещи отвечать надо,- продолжал Климов, помягче, заметив, что лицо директора пошло темными пятнами.- Как отвечать- вот в чем вопрос. Вы хорошо знаете, что за один и тот же проступок при разных обстоятельствах можно и ответить по-разному. Когда головой, когда билетом…
- Для меня это одно и то же,- резко сказал Рапохин.
- …а когда, как вы говорите, и легким испугом отделаться. Если б у вас не погибли люди…
- Зачем хороните? Мы найдем их.
- Я не о них. О вас речь.
- И меня хоронить рано! - Рапохин поднялся, прошелся по маленькому кабинету, почти упираясь в дощатую стену.- Я не умер, когда по всему выходило, что положено помереть. Меня протоколами .не запугаешь. За науку- спасибо. Почаще бы приезжали… специалисты, работать было бы .легче. А вот насчет линии, товарищ Климов, тут мы с тобой, откровенно говоря, не столкуемся. Я ведь тоже из этих, из песчинок…
Климов устало, неприязненно поморщился.
- Демагогией пахнет.- Он тоже поднялся.- Что это тебя, черта, на ссору тянет? Глупо ведь! Я о чем забочусь? О (порядке. Ладно, ладно,- заторопился он, заметив злой огонь в глазах Рапохина,- ну тебя к лешему. Ты вот что, посмотри протоколы и напиши мне официальное объяснение. Кончать пора, чего донкихотствовать.
- Ничего писать не стану.- Рапохин закипел, рука резко рассекла воздух сверху вниз.- Рано! Слышишь? Рано трясти меня, как грушу, не созрел. Я, товарищ Климов, искать пока буду, а писать ничего не буду.
- То-оварищ Рапохин! - начал было Климов нараспев, но распахнулась дверь, и он увидел Аполлинария и Катю, едва дышавших, по пояс вывозившихся в снегу, без пальто, в одних только ушанках.
- Степан Степанович! - закричала Катя, уронила бланк радиограммы и стала неловко, судорожно ловить ускользавший листок. Наконец поймала его и передала Рапохину.
Аполлинарий повторял, утирая смуглой рукой широкий лоб и лицо:
- Когда не надо, все в аппаратной, когда надо-нет! Бежать приходится, сердце выскакивает…
Бурные выражения чувств старый алеут считал недостойными мужчины. Все как надо, как положено. Послали радиограмму, пришел-ответ.
В руках Рапохина подрагивала бумажка», которая давала ему большую силу. За торопливо записанными рукой Кати строками Рапохин словно видел уже обветренные лица старшин и матросов, радистов у локаторов, мотористов, штурвальных, бешеный взлет реактивных машин, темно-серые корпуса военных судов. Москва приказала искать. Авиация будет искать. Флот. Теперь живем!
Забыв о размолвке, он протянул радиограмму Климову.
- Ты в рубашке родился, Рапохин,- сказал тот звучно.- Ну, поздравляю! - И мельком, исподлобья поглядев на радистов, спросил негромко:-А в людях, которые на катере, ты… уверен?
- Что? - переспросил Рапохин.
- Говорю, ты уверен, что люди не подгадят? Океан, знаешь, такая штука, там погранзнаков не выставишь. На катере четверо бобылей, без корней люди. А?-Но, испугавшись гневного выражения лица Рапохина, смягчил вопрос.- Я на тот случай, если в чужие руки попадут. Если ломать их станут. Не уронят чести?
Рапохин не успел ответить. Катя налетела на Климова.