«Что ж, и впрямь неплохой день»,- мысленно соглашается Саша. Главное - катер не болтается без пути по водным ухабам, а идет по курсу.
- Саня! - сказал вдруг Петрович просительно.- Саня, давай компаса откроем, будет каждому граммов по восемьдесят!..
Ладони старпома стиснули холодный цилиндр компаса. Нет, на этот компас он ни за что не посягнул бы. На катере есть два шлюпочных компаса. Картушка каждого из них плавает в 43° растворе спирта и дистиллированной воды. В каждом примерно по двести пятьдесят граммов. Выйдет пол-литра крепкой водки.
Старпом выжидающе смотрит на Сашу. Неужто за весь проклятый месяц они не заслужили чарки водки?!
- Как ты, Саня? - Он скрыл от Саши, что уже поделился своим планом с коком и тот прямо-таки подпрыгнул от радости. Лучше не говорить. Пусть думает, что это так, блажь, вдруг пришедшая в голову, легче отступиться будет.- Чего бояться?! Ведь и прежде бывало, возьмешь из шлюпочного, а потом зальешь обратно спиртом… К чему они, шлюпочные компаса?
- А если с этим беда случится? - Саша кивнул на компас.
- Какая же беда, чудак ты человек! - оживился Петрович.- Сам посуди, что, стрелять по нас будут? - Он похлопал по медному цилиндру.- Он, Саня, нас переживет.
- Конечно, переживет,- усмехнулся Саша,- особенно, если мы из шлюпочных компасов древесного спирта хватим. Там и древесный бывает.
- Что ты! - обиделся Петрович.- Я сколько плаваю, там всегда водка. Хочешь, я первый попробую.
- Я в таком деле не советчик, Петрович,- сказал Саша резко.- Ты за капитана, ты и решай…
- Чего тут решать! - Старпом обиженна заморгал.- Что, мне одному надо? Нет так нет.- Он нахмурился.- Ты что, боишься?
- Боюсь,- сказал Саша.- Пропади оно пропадом!
Старпом вышел из рубки и крикнул работавшему на корме Виктору:
- Кончишь, надо будет компас надраить. Медь того и гляди зацветет.
- Есть надраить компас!
Кок встретил Петровича вопросительным взглядом. Хотя Петрович и не подал виду, кок понял, что он ходил советоваться с Сашей. На такое дело можно решиться только по общему уговору.
- Вари воду,- сердито сказал старпом.- Выпьем по лишней чарке… воды. Ясно?
- Ясно! Здорово! Полезно! - воскликнул кок и состроил гримасу, втянув голову в щуплые, угловатые плечи.
Шторм медленно набирал силы. Когда юго-восточный, попутный ветер перевалил за пять баллов, Саша стал тревожно поглядывать на выпяченный, налитой тугим воздухом парус.
Надо сторожко следить за ним, быть наготове вытравить один из шкотов, чтобы часть рвущегося напролом воздуха скользнула в сторону и вниз. Иначе и парус, и новая рея, и даже мачта - все это мигом окажется за бортом, волочась на случайно уцелевших тросах…
Ветер дует не порывами, а слитно, непрерывно. Кажется, что волны бегут в ту же силу, что и катер, и непонятно, почему его окатывает водой не только с носа, но и с глубоко осевшей кормы.
Пространство палубы между рубкой и фальшбортом так узко, что команда, вызванная наверх на торжественный подъем флага, выстроилась впереди рубки, лицом к парусу. Послышалась неброская, будничная команда старпома:
- На флаг и вымпел - смирно-о!
Четверо моряков замерли в коротком строю, расставив для упора ноги чуть пошире того, что разрешала команда «смирно»: механик, кое-как соскобливший жесткую щетину со щек и подбородка: кок, забавно запрокинувший голову, как всегда в торжественных случаях: Равиль, не сводивший глаз с довольного лица Виктора в рубке: Саша, спокойный, чуть хмурый, всем своим напряженным телом ощущающий движение катера.
Кок неотрывно смотрел на клотик. Не пройдет и минуты, как там, выскользнув из-за паруса, появятся треугольник вымпела и красный флаг. «Пора бы и привыкнуть!»-осаживает Коля самого себя, взволнованно подергивая губами.
Этот флаг осенял его детство, детство Коли Воронкова -худощавого, голенастого мальчика с окраины Петрограда. Он родился в 1908 году и мальчишкой произнес у красного знамени клятву на верность делу Ленина., Потом началась трудная жизнь: он оступался, очень рано решил, что «человека из него, не выйдет», а вот уже тридцать лет честно служит родине в шинели солдата, в брезентовой робе моряка, у раскаленной топки краболова и у маленькой чугунки заблудившегося в океане буксирного катера. И всю его жизнь красное полотнище с ломающимися в складках буквами «СССР», с серпом и молотом трепещет над ним, неотделимое от праздников, от трудов, от крови, пролитой за свободу родины. Всякий день утром и на заходе солнца, при подъеме и спуске флага, он, запрокинув голову, смотрит, как вползает флаг на верхушку мачты. В эти минуты он вспоминает Ленинград, думает о своих близких, умерших в дни блокады. У его отца, старого мастера с Охтенской судостроительной верфи, было землисто-серое, иссеченное мелкими морщинами лицо. Почему-то и оно и маленькое, в ярком румянце, лицо матери для Коли навсегда связались с красным знаменем. Может быть, оттого, что когда он в последний раз помахал им рукой с высокого борта транспорта, уходившего из устья Невы второго мая 1938 года, красное майское полотнище полоскалось прямо над их обнаженными седыми головами… Может быть!..