- Я те дам ложку! - незлобиво огрызнулся механик.- Зря, что ли, Витя в воду за ней прыгал!
В июле деревянная расписная ложка механика упала -за борт. В разгаре лета температура воды на рейде «Подгорного» не выше семи-восьми градусов. Но когда Виктор увидел горестный взгляд дяди Кости, для которого эта ложка была чем-то вроде талисмана, счастливой приметы, он мигом сбросил с себя рабочую одежду и в одних трусах кинулся в воду, догонять ложку на мелкой волне. На катер вернулся веселый, посиневший, с лакированной ложкой в зубах…
Что-то упало на жилую палубу около Сашиной койки. Потом звякнул топор, и лезвие с сухим хрустом врезалось в доски. Саша обернулся.
Кок с плеча рубил свою койку, тюфяк и подушка валялись рядом с Сашей.
- Чего психуешь?! - крикнул Петрович.
- Дрова нужны,- спокойно ответил кок.
- А спать на чем?
- Спальня у меня личная, а дрова на всех! - улыбнулся Воронков своей умной и насмешливой улыбкой.- Ты, Петрович, «Пионерской правды» не читаешь, вот и не кумекаешь ничего…
И, хекнув, как это делают дровосеки и мясники, он еще размашистее рубанул койку.
- Ты дело говори! -озлился старпом.
- Спать буду на палубе. Тюфяк есть, может, пожалеете, еще один дадите.
Равиль с верхней койки настороженным взглядом смотрел то на Петровича, то на кока. При каждом взмахе топора ему приходилось отшатываться в глубину койки.
- Валяй!-благословил Петрович, махнув рукой.- Шальной ты все-таки…
Когда с койкой Воронкова было покончено, Равиль спрыгнул на жилую палубу, аккуратно свернул свою постель, поднял брошенный коком топор и, поплевав на ладони, прихватил его покрепче. На миг вспомнился берег, пахнувшая сосновой стружкой столярка «Подгорного», шершавые стволы, светлевшие под лезвием топора.
- Стой!-закричал Петрович, когда Равиль уже взмахнул топором.- Стой, Роман! Что за анархия?
Он вырвал топор из рук матроса и бросил его в угол, под трап.
- Я лучше хотел,- сказал Равиль.- Правильно Коля сделал…
Он повернулся к Петровичу спиной, положив руки на свою голую койку.
- Успеется,- .примирительно буркнул старпом.- Любите вы рушить, дьявол какой-то в вас сидит. Надо будет - скажу, какую рубать.
Петрович уселся на тюфяк рядом с коком, поближе к огоньку, и долго без слов растягивал мехи баяна. Пальцы его и раньше не слишком резво бегали по клавишам и пуговкам, а теперь и вовсе замедлили ход. Со стороны казалось, что старик впервые в жизни взял в руки баян и неуверенно перебирает его лады. Его руки потеряли гибкость и сноровку, и он старается извлекать мелодию одним лишь движением мехов да ритмичным покачиванием всего своего изболевшегося тела. В унылых, однообразных звуках баяна чудилось ему и степное раздолье, и ласковый накат черноморской волны. Даже слезы наворачивались на глаза - так хорошо было ему в эти минуты.
Футляр от баяна, стоял рядом с коком, и тот мучительно принюхивался к какому-то едва уловимому, волнующему запаху. А когда Петрович поднял крышку, чтобы спрятать баян, Коля заглянул внутрь, сунул руку в футляр, что-то нашарил там и вытащил наружу. На ладони кока лежали высохший селедочный хребет с уцелевшей головой и фруктовая карамель в глянцевой обертке. Вот это удача! Кок даже побледнел от волнения. Он снова приник к футляру, но внутри было пусто.
Больше всех поразился старпом: когда это он сунул под баян селедочный объедок?
А кок то камбузной привычке уже распоряжался находкой.
- Конфету - Петровичу! Его конфета - пусть и ест. А селедку-молодку в котел, в котел!- Он с наслаждением -принюхивался к ржавой селедочной голове.- Нюхать разрешается всем, а есть будем так: варить в баланде и оставлять на следующий день. Аромат, и селедке - сносу не будет…
- Дело,-согласился Петрович.- А за что же мне конфету? Так нельзя, ребята,- прошептал он взволнованно.- Почему мне?
Но кок обнаружил исключительную твердость.
- Конфета твоя - это раз,-отрезал он.- Ты за капитана - два. Так что давай, давай ешь!
- Может, Саше! - упрямился Петрович.- Он больной…
Кровь прилила к голове Саши. «Какой я к черту больной?! Просто справиться с собой не могу… Нашел кого жалеть!..»
- Ешь! - прикрикнул кок.- Не мучь!
Петрович виновато сунул карамель в рот.
- На что она мне…- бормотал он, не закрывая рта, все еще готовый расстаться с конфетой.
Но его никто не слушал. Все вдруг занялись приготовлением ко сну. Петрович неслышно сосал карамель. А как хотелось впиться зубами, с хрустом разгрызть ее!..
Утро следующего дня началось для всех, кроме Саши, в оживленных хлопотах. То ли ожидание баланды, заправленной селедочной головой и белыми позвонками, то ли попутный ветер, то ли спокойная, без происшествий, ночь были тому причиной, но люди чувствовали себя бодрее, чем обычно.