Соколовский пожал плечами. Из-за спины Дзюбы выглянул чумазый незнакомый Соколовскому помощник.
- Батько где? - спросил Дзюба.
Соколовский показал рукой на восток молча и неопределенно, не выразив ни радости, ни осуждения.
- Дела, - сказал машинист. - Дела твои, господи! Старики бегут, на чем же земля держится… Ты куда с рыбой?
- Мне поговорить надо.
- Давай ко мне, - сказал Дзюба. - Тут сподручнее, и немчура не видит.
Они забрались с Соколовским на тендер. Устроились, расстелив на антраците старые рогожи.
- С фронту? - спросил Дзюба.
- В лагере был. Девять месяцев.
- Бежал? - Вопрос без страха, без особого интереса или сочувствия.
Соколовский заколебался: не скажешь ведь правды, как оно было с ними, с футбольным мячом, с приходом начальства. В это поверить трудно, он и сам не вполне понимает затеи немцев…
- Бежал, - подтвердил Соколовский. - А вы, вижу, работаете? Старого дела не бросаете, да? Привыкли… Ох, и скоро же привыкли!
- Бедуем, инженер, - сказал Дзюба, протянув ему кисет. - Много народу побили, а кто в леса ушел. Фронт далеко, а у нас всякий день война. Придет ихний эшелон с людьми, наши, як назло, бомбят. - И добавил с простецкой улыбкой: - Случается, и попадают: значит, какой-то паразит сидит, сигнализирует… Дзюбу под свою же бомбу подводит.
От этого разговора Соколовский уклонился:
- Уголек, вижу, донецкий?
- Все наше! Уже он и на Донбасс забежал. Они нам смерть, сигареты та вошу возят. Еще и карты справные, в воде мыть можно.
- Играете?
- Случается.
- В очко?
- Не в подкидного же нам дурака играть, инженер.
- В поддавки, значит. Дзюба рассмеялся.
- Тут одни диды пооставались, им в поддавки негоже играть. - Он принялся загибать черные, давно потрескавшиеся у котла и топки пальцы: - Забашта, Тимофеев из депо, помнишь, Гаврилов, Крыга…
- Крыга?! -вырвалось у Соколовского.
- Он.
- Григорий Крыга?
Ему все еще не верилось. Крыга - близкий друг их семьи, крестный Ивана, правдолюб, смешливый хитрец, мастер, ведавший когда-то практикой фабзавучников в депо.
- Та он же! И Крыга, як и мы, не святой. Живет! А що нам - вешаться? Хочешь, сведу с ним?
- Давай, давай, отчего же на крестного отца не глянуть, когда родной в бегах! -пошутил Соколовский, стараясь держаться как можно независимее.
Машинист ушел. Железный борт тендера в нескольких местах пробит пулями. Приникнув к железу в угольной пыли, Соколовский сквозь пробоину наблюдал, как паровоз, миновав часового, приближается к искореженному взрывом поворотному кругу депо.
Крыга объявился внезапно, стремительный, привычно свирепый с виду. Лоб и мощные надбровья тяжело нависли над энергичным смуглым лицом. Он почти не изменился: тот же быстрый, оценивающий взгляд желтоватых навыкате глаз и жесткий, никак и с годами не седеющий ежик.
- Здорово, Ванятка! - сказал он весело, словно они встретились не тайком на тендере, а где-нибудь в мирном, праздничном парке или на крыльце железнодорожного клуба.
Соколовский протянул руку, но уголь пополз под ним, и он неловко осел, не дотянувшись до Крыги. Мастер рассмеялся.
- Отвык от паровоза, вражий сын! -Он присел на корточки и принялся бесцеремонно разглядывать Соколовского.
- В лагере отвыкнешь, - пробурчал Соколовский. - Там себя не узнаешь. Ну, чего?
- А я смотрю: крепко ли тебя напугал немец? Осталась у тебя еще душа в теле или не осталась?
Крыге почему-то весело, это и сердило, и настораживало Соколовского.
- Все мы пуганые, - уклонился он от прямого ответа. - Напугаться недолго, а я вот не пойму, с чего вам весело, Григорий Евдокимович? Вроде не к тому идет…
Изрядно повыщербленный рот Крыги открылся в хитрой улыбке, старик совсем развеселился.
- Меня немец за смех и признаёт, Ванятка.
- За шута, что ли, держит?
- Вроде, - кивнул Крыга. - Угадал! Ты и малым хлопцем разумным был.
Соколовский напрягал память. Неужели он все позабыл, все перепутал за время плена? Отчетливо вспомнился ночной кабинет секретаря райкома; окна, задраенные картоном и плакатами, куча австрийских винтовок в углу, попавших в город после освобождения Западной Украины… Вспомнились адреса, явки, несколько фамилий. Среди них была и фамилия Крыги.
- Вот что, - сурово начал Соколовский, - на улице Энгельса дом 25 разбомбило. Там одни руины, никого не найти.-Он настороженно следил за лицом Крыги - веселые искры в желтых зрачках мастера не гасли. - Слесаря Глушенко на Круговой, за ипподромом, тоже нет. С прошлого лета его там не было. Не нашел я никого, поняли?