Как и в любом другом учреждении [Douglas 1986], военные полагаются на высокую степень секретности, чтобы следить за своим имиджем и контролировать его. Это относилось и к Силам самообороны, и ко всей той информации, которую они о себе распространяют. Исследователи, занимавшиеся анализом таких организаций, как театральные труппы, спортивные команды и кондитерские фабрики, предположили, что японские учреждения и институты особенно негибки и закрыты для внешнего наблюдателя [Edwards 2003; Kondo 1990; Robertson 1998]. Но некоторые опасения по поводу секретности характерны именно для военных. Командиры, с которыми я разговаривала, считали, что база и ее подразделения являются основой их организации, и беспокоились, что и военнослужащие, которые разговаривали со мной, и я сама оказывались в какой-то степени вне их контроля. Их беспокоило, что я могу услышать и увидеть и как я это интерпретирую.
Моя роль также определялась многими факторами, не зависящими от меня лично. Возможно, истории, которые можно было бы рассказать военному профессионалу или мужчине, кто-то считал неуместными в разговоре со мной, исследователем, иностранкой и женщиной. Если бы я была кем-то другим, один капитан, вероятно, не стал бы извиняться передо мной, прежде чем разглагольствовать о том, как мешает армии интеграция женщин, потому что «они не могут мочиться в полевых условиях и берут выходные на период менструации». Возможно, те военнослужащие, которые участвовали в совместных учениях с вооруженными силами Соединенных Штатов в Японии, не стали бы так прямо критиковать своих американских противников, если бы у меня было гражданство США. Возможно, женщины-военнослужащие, которые рассказывали мне о случаях сексуальных домогательств, которые доводили их до слез, не вдавались бы в такие подробности, будь я ученым-мужчиной. Возможно, положительное отношение к гомосексуалистам и почти всеобщая уверенность моих собеседников в том, что они никогда не сталкивались с геем или лесбиянкой в рядах Сил самообороны, могло казаться более уместным при общении с иностранкой вроде меня, а не с мужчиной, с которым, возможно, было бы неудобно обсуждать ненормативную мужскую идентичность. Предположение, что я должна быть сочувствующим аутсайдером, основывалось как на моем общем интересе к жизни военнослужащих (а не исключительно на проблематичных аспектах вооруженных сил), так и на общем негативном восприятии военных, которое провоцирует у них постоянный самоанализ, контроль высказываний и попытки самоутверждения. Однако, как только выяснилось, что я не заинтересована в публикации результатов своих исследований в японских таблоидах, потребность в осторожности и секретности отпала. Меня стали воспринимать прежде всего как ученого, а эта профессия обладает в Японии высоким престижем – большинство военнослужащих, с которыми я разговаривала, выражали восхищение, когда узнавали, что я сотрудничаю с Токийским и Киотским университетами, двумя элитными учебными заведениями Японии.
Не следует недооценивать влияние на отобранный для интервью персонал руководства базы, но я проводила опрос большого количества людей с разными взглядами на их личную карьеру и на Силы самообороны как на организацию. Некоторые из опрошенных мной были выбраны администрацией, некоторые были спонтанно предложены полевым командиром во время учений, а некоторые представлены мне через третьих лиц, не связанных с военными напрямую. Иногда военнослужащие опасались, что их личный опыт не окажется репрезентативным, и мне приходилось убеждать их в том, что меня действительно интересуют их личные взгляды на жизнь внутри структуры Сил самообороны. Многие из них были очень красноречивы и рассказывали увлекательные истории. Например, один подполковник, с которым я беседовала, когда его командир работал за столом в том же кабинете, без колебаний отмахнулся от опасений своего начальника по поводу успешного выполнения полученной ими задачи. Несколько офицеров одного звания яростно спорили друг с другом по поводу того, как скажется миссия в Ираке на репутации Сил самообороны. Только что вернувшийся с миротворческой операции капитан подробно рассказывал мне, как абсурдно предположение, что военнослужащие воздерживаются от секса в течение шести месяцев пребывания за границей; он сообщил, что их снабжают на базе презервативами и информацией о «безопасных публичных домах» в районе развертывания. А однажды иностранный военный атташе, который, казалось, был сдержан и полон решимости сообщить мне официальную точку зрения его страны на Силы самообороны и «превосходное сотрудничество» между ними и вооруженными силами его страны, пришел в искреннее волнение, когда мы затронули тему вопиющего отсутствия у японских офицеров исторических знаний. В присутствии своих коллег – японских офицеров – корейский военный, посетивший Колледж Генерального штаба в Токио, уверенно заявил, что японские солдаты недотягивают до своих корейских коллег. Он вообще заявил в итоге, что японцы не были настоящими солдатами.