На экране у красной пограничной черты расходятся параллельными курсами боевые самолеты двух государств. Расходятся без выстрелов и без пуска ракет снаряженные до отказа боевые самолеты. Самолеты идут над нейтральными водами, и видно, как иностранные самолеты поспешно уходят из-под обхвата. И снова параллельными курсами идут самолеты. Второй час, как объявлена тревога. Сколько она еще будет длиться?
Вы задумывались, какой выдержкой, каким гибким умом должны обладать офицеры пунктов наведения? Нервы, выдержка, опыт и еще раз выдержка. Склонились над планшетами седые генералы. Генералы, прошедшие великую войну. А рядом с ними генералы помоложе — их ученики и последователи.
Работайте, живите спокойно, люди! Границы не дремлют. Солдаты знают свое дело.
В агрегатной зашипел динамик, и чей-то голос из кабины управления приказал:
— Бакланов, переходим на две смены. Переходим на две смены. Как понял?
— Вас понял. Перешли на две смены.
Бакланов посмотрел на Резо. Тот сидел у самых дверей; Возле него в маленькой станционной пирамиде стояли два снаряженных автомата и лежали запасные диски. По дверному стеклу струились потоки дождя. Может быть, на улице была гроза, но из-за шума работающего двигателя ничего не слышно.
— Резо! — прокричал Филипп. — Как думаешь, чего это они взбеленились? Летают и летают. Даже в дождь… Наверное, злятся, что их диверсантов подловили, а?
— А, спрашиваешь! — всплеснул руками Резо. — Обидно им, понимаешь! — В усталых глазах Резо недолгое веселее, и Филипп на правах старшего дизелиста распоряжается:
— Ну что, Резо, надо переходить на две смены.
Резо не слышит, и Филипп кричит:
— Иди спать, говорю!
Резо кивает. Хорошо, сейчас он пойдет отдыхать. До чего неприятное дело — ложиться спать летом, да еще вечером. Но так надо. Это не первая тревога, и Далакишвили знает, что работа может быть напряженной. Резо встает, нахлобучивает на голову панаму, вешает по-охотничьи на плечо автомат и, хлопнув дверью, выскакивает из агрегатной. Филипп остается в станции и думает о недавнем разговоре с директором совхоза. Хороший он мужик, этот Евгений Михайлович. Открытый, приветливый. Не то что Юлькин отец. Директор без всяких там подковырок так и сказал: «Оставайся, солдат, не пожалеешь. Жизнь у нас интересная, а работа как раз по тебе. Рыбаки нам позарез нужны. А со временем, глядишь, и в бригадиры. Закалка-то у тебя армейская». В какие еще бригадиры? Ведь бригадирит Иван Иванович. А он, между прочим, мужик вполне крепкий. Филипп усмехнулся: «Ишь ты, какой гусь! Не успел стать обычным моряком, а уже о бригадирстве размышлять начал. Пустое это дело. Сейчас главное — быть или не быть? Оставаться или махнуть на матушку-Волгу. Однако одно безусловно хорошо: разговор с директором — это уже конкретно. Во всяком случае, всерьез заинтересованы. Поживем — увидим. А как с характеристикой быть? Снимут ли к концу службы взыскание? Надо, чтобы сняли. Очень надо».
22
Вторые сутки нет перерыва в боевой работе. В небе солнце и гул реактивных самолетов. Небо точно распахано. Во всю его ширь белые полосы — следы инверсии после пролетевших истребителей. Вращаются антенны станции. Скользят по земле быстрые решетчатые тени. Стучит в капонире дизель. У дверей домика Кириленко и Далакишвили чистят картошку. Далакишвили то и дело клюет носом. Чаще всего он просыпается сам, но иногда его толкает Кириленко;
— Ще трошки, Резо. Я цибулю разделаю, а ты картошку дочисти.
Трудной была прошедшая ночь. Дизелистам досталось. И у дизеля дежурить, и точку охранять. Что касается операторов, то о них вообще говорить не приходится. Менялись через каждые час-полтора…
…В кабине управления, как всегда, полумрак. За шторкой работает Русов. Володя Рогачев заносит данные в журнал. Сколько заполнено листов? Некогда считать.
— Николай, подай чернила, — обращается Рогачев к Славикову, который, сидя напротив, дремлет, прислонившись к стене кабины.
Славиков устало открывает глаза и, не меняя позы, шарит рукою по ящикам ЗИПа. Находит верхний, пытается выдвинуть, но из этого ничего не выходит. Встает и, зевая, открывает ящик. Квадратики-карманы ящика заполнены радиолампами. В большом кармане лежат на боку в безразличной позе две пузатые стекляшки — генераторные лампы. Славиков вспоминает, что их сменили при проведении станционного регламента. Еще тогда сказал он сержанту, что работают эти лампы хорошо и менять их, пожалуй, рановато. А сержант не согласился. Выработали, мол, срок, и нечего им делать в аппаратуре. «На любых экономь — только не на генераторных». Выходит, что сержант прав. Он как знал, что будет тревога и такая долгая работа. Кто может гарантировать работу этих снятых ламп? Вдруг, чего доброго, отказали бы, как тогда 6Н8 отказала. Не может себе Рогачев того простить. Никому не говорит, а вот все помнлт… Урок себе на будущее. А сейчас генератор работает как часы. Как бы не сглазить.