— Кому телеграмма, товарищ старший лейтенант?
Маслов жестом факира провел листком бумаги перед носом любопытных:
— Угадайте!
А как угадать, если ни у кого в ближайшие два месяца дня рождения не ожидается. Однако всем ясно: раз замполит улыбается и шутит — это что-то хорошее, значит. Маслов тянуть за душу не любит, спрашивает, глядя на Русова:
— Так никто телеграмму не ждет?
У Андрея радостно застучало сердце, почувствовал, как заполыхало лицо: «Неужели? Да, конечно, от нее!» Ответил:
— Я жду.
— Ну, раз ждете, вручаю лично. Хотели передать по телефону, но слова на бумаге особой силой обладают. Так?
А Русов ничего уже не слышит. Спешит отойти в сторону. Торопливо раскрывает сложенный вдвое листок. «Вылетаю пятницу. Встречай вечером автобусом Прибрежном. Целую Люда».
«Ну, отчаянная девчонка! Надо же… Едет ко мне. Нет, не едет, а летит. Летит! Слово-то какое! Будто на крыльях своих…» — радостно думал Русов. И вроде бы не стало поста 33 и товарищей. Только видится ее лицо. Маленькие с ямочками в уголках губы, в глазах плещется нежность. Для него, для Андрея. Боже, какое счастье! Но мало-помалу он возвращается к действительности — на эти берега, на землю, где стоит. И снова видит смеющихся ребят: Славикова, важно читающего свою «Учительскую газету», и добродушно щурящегося на солнце Кириленко…
«Приедет она вечером, а в Прибрежном гостиницы нет… Где устроить ее? У кого? Потом и мне надо отпроситься. А вдруг опять учения? Или еще что срочное по службе», — тревожится сержант.
Сразу столько вопросов! И Русов идет к замполиту. С ним легко все можно разрешить. Он не станет допытываться, каковы отношения между Андреем и Людой. Раз летит, значит, любовь…
— Увольнение мы вам дадим, — говорит Маслов. — А где ей остановиться? На всякий случай сходите к хозяйке, у которой сначала жил лейтенант Макаров… Думается, это самый хороший вариант. Кто останется за вас на точке?
— Рогачев.
— Ну что ж. Пусть он.
Бакланов, Далакишвили и Рогачев сидят в домике, беседуют. Загорелые, крепкие ребята.
— Вот чего себе не могу представить… Как наш сержант целуется? Комедия… Неужели такое с ним бывало?
— С чего это тебя, Филипп, на анализ чужой любви потянуло?
— Шутки шутками, а девица к нему завтра прикатит. А современные девицы словесный треп не очень-то любят. Им чувства давай.
Рогачев, что-то подбиравший на гитаре, усмехнулся:
— Из личного опыта? У тебя с Юлей что-то не очень лирика продвигается.
— Да?
— Да.
— Ошибаешься. У нас с ней все по-современному. Разговоры, дискуссии, общие интересы. У нас…
— Ха! Пока шли все эти разговоры, Юля взяла и — ту-ту, укатила в институт. Чего доброго, возьмет да и на стационар поступит…
— Во-первых, она на заочное. А во-вторых, не имей привычки перебивать, когда человек говорит. Так вот, я и говорю, — продолжил Филипп, — идут между прочим разговоры, дискуссии, сближаются интересы, а потом сразу вдруг — раз! И в дамки! Вот так.
Рогачев удивленно вскинул бровь, усмехнулся:
— Как это — «в дамки»?
— Любовь на максимальном уровне.
— Туманно.
— Ну, народ! Неужели не понятно: с легкой девицей — легкая любовь, с серьезной — под крендель и в загс. Теперь понятно?
— Примерно… — пригасил задиристость Рогачев, продолжая пощипывать гитарные струны.
— Ну, а сам ты, дорогой, — неожиданно спросил молчавший до этого Резо, — сам как думаешь о Юле? Серьезные у нее к тебе отношения или…
Бакланов удивился. Не ожидал от Резо подобного вопроса. «Во дает!.. Смотри куда копает…»
— Зеленый ты еще, ара, такие вопросы «старикам» задавать.
Резо обиделся — опять, мол, ты за прежнее, Филипп… При чем здесь «зеленый»? Тебя серьезно спрашивают.
Но в том-то и была загвоздка, что Филипп и сам не знал, к чему придет его увлечение. Похоже, что ни к чему, но в этом Бакланов никогда бы не признался.
Володя Рогачев тем временем взял под мышку гитару и вышел из домика. Ему с утра не давала покоя мелодия новой песни, которая вот-вот должна сложиться и зазвучать, а ребята не дают сосредоточиться.
В домик заглянул Кириленко:
— Филипп! Тэбэ твой друг кличе!
— Какой еще друг? — недоверчиво спрашивает Бакланов. Но он-то знает, что Кириленко не будет его разыгрывать.
Кириленко поясняет:
— Экспедитор совхозный. К посту-то зачем подъезжает? Скажи ему.
У холма на дороге стояла запряженная лошадь, а на повозке, прищурившись из-под соломенной шляпы, сидит Семенюк. Протянул руку, и, здороваясь, пристально посмотрел на Филиппа, точно видел его впервые: