— 20 января.
— Считай сам. Сейчас не сорок второй, сразу на передовую не послали бы. Сначала в учебку, это месяца три — уже апрель. А в мае война закончится.
— Это откуда известно?
— Говорят, Верховный приказал взять Берлин к Первомаю. Сейчас затишье. Готовятся. Но скоро попрем по всему фронту. Народу поляжет — море. У нас знаешь как? Сказано к 1 мая — всё. Значит, за ценой не постоим. Ты без опыта, в батальоне чужой — сгоришь, как мотылек. Если, конечно, не включишь мозг. Тут как? Чем раньше с этих гиблых рельсов свернешь, тем выше шанс дожить до победы. На армейской распределиловке, на корпусной, даже на дивизионной еще можно съехать. Но докатишься до полка — всё. Оттуда только в ваньки-взводные.
— Что ж, пускай другие на передовую идут? — набычился Рэм. Расчетливость расчетливостью, умирать никому неохота, но как-то оно звучало подловато.
— На фронте либо других жалеть, либо себя. Середины не бывает. Рано или поздно всякому приходится делать этот выбор. Знаешь, что на войне самое главное? Повысить балл выживания.
Капитан заговорил быстрее — видно, сел на любимого конька. Он уже докурил, но возвращаться в вагон не торопился.
— У меня расчислена целая теория, математическая. Ты слушай меня, парень. После спасибо скажешь. В вагоне, где много ушей, я тебе такого говорить не стал бы… Тут много вводных: род войск, должность, участок, фактор личных связей, и так далее, и так далее — всё имеет значение. Я на фронте с марта сорок третьего, и, как видишь, живой. Это мало кому удается — два года продержаться.
Для фронтовика с таким стажем наград у капитана было немного: «звездочка» и «зэ-бэ-зэ».
— Правила у меня старинные: от службы не отказывайся, на службу не напрашивайся. Из-за первого — вон, нашивка за ранение. Слава богу, нетяжелое. А благодаря второму правилу я до сих пор хожу по земле, а не лежу в ней.
Эту присказку капитан, должно быть, произносил не впервые — больно складно она у него проговорилась.
— Теперь объясню про мою систему баллов. Это количество дней — сколько человек на той или иной позиции потенциально, в среднем, продержится до ранения или похоронки в ситуации «Икс». Это период наибольшей опасности. В прежние времена — оборона или окружение. Я в сорок третьем еще застал. Сейчас ситуация «Икс» — это наступление. У командира стрелкового взвода во время наступления знаешь сколько баллов? Полтора. То есть в среднем взводный — подсчитано — воюет полтора дня, и каюк. Либо на носилки, либо вчистую. Половина выбывает в первый же день. Мотаешь на ус?
Рэм кивнул. В аттестате об окончании у него как раз значилось «командир стрелкового взвода».
— Ниже балл только у «прощайродины» — командира расчета сорокопяток. Эти бедолаги редко доживают до второго боя. Один балл. Обрати внимание, что у рядового пехотинца балл-два, то есть повыше, чем у взводного. Потому что тебе подниматься первому, гнать их в атаку… Дальше идут танкисты. Три балла. Тоже хреново. Ладно, не буду тебе всю свою линейку выстраивать, а то долго получится. — Капитан хмыкнул. Ему, кажется, нравилось, что младший лейтенант притих. — Хороший балл, с которым на фронте можно нормально существовать, начинается с пятидесяти. Это как минимум штаб полка. Туда и надо стремиться, если не сумел устроиться в тылу. Но тут нужны очень хорошие знакомства. У меня вот после госпиталя не получилось.
Теоретик вздохнул, но не очень тяжело.
— По моим возможностям, однако, устроился неплохо. Зам командира батальона по хозчасти. Это баллов сорок. До конца войны должно хватить. Если, конечно, не перекинут на «боевку». В наступлении всякое бывает… Ладно, бывай, физик космических полетов. Пойду. Надо поспать.
Он вяло сунул руку, зевнул, ушел.
Рэм, оставшись один, подумал тогда: не дай бог таким стать. Но с утра неприятный ночной разговор всё вертелся в голове, обрастая новыми мыслями — уже не про «баллы» и не про математического капитана. Тот сошел в Лодзи, вместе с половиной ребят из Рэмова выпуска — которые получили назначение на Первый Белорусский. Остальные ехали на Первый Украинский.
По дороге все споры были, кому повезет Берлин брать: маршалу Жукову с востока или маршалу Коневу с юга. Всем, конечно, хотелось лично добить фашистскую гадину в ее логове. Во всяком случае на словах. Рэму-то не особенно. А после капитанова карканья тем более. Поэтому, обнимаясь с Петькой и Витькой, оставшимися в Лодзи, он искренне пожелал им закончить войну в Берлине.