Трудно отличить добродетель от порока: они похожи, словно два близнеца. Так же трудно отличить и ангела от демона. И тот и другой — духи, и мы легко можем их спутать: принять ангела за демона и демона за ангела, святого за грешника и грешника за святого. Тем более не кончится добром, если мы возьмемся судить о себе самих, потому что мы судим о себе так, как подсказывает нам наше сердце и воля. Если я хочу доказать, что поступаю правильно, то найду в пользу этого множество доводов. Нет ничего сильнее человеческой воли.
Поэтому недопустимо, чтобы игумен не знал, как мы совершаем свое бдение, и особенно как мы молимся. Лучше ничего не делать, чем оставлять игумена в неведении. Нельзя без его ведома назначать себе правило, чтобы потом он разузнавал, как же мы молимся. Должна быть полная открытость, чтобы мы говорили игумену всё искренно, при условии, конечно, что мы молимся. Если мы не будем молиться, то при встрече с игуменом будем, как говорится, переливать из пустого в порожнее, по пословице: «Смейся надо мной, а я над тобой, так скоротаем время». Пройдут годы, мы состаримся и будем тешить себя надеждой, что, может быть, Бог нас спасет. «Отче, я спасусь?» — будем мы приставать к игумену. «Да, чадо, спасешься». Ведь если нам сказать: «Не спасешься», мы, пожалуй, все бросим.
Молитвенная жизнь предполагает полную откровенность с игуменом. Наши собственные рассуждения вроде: да игумен все знает, он все понял, я ему об этом говорил; уж ему ли этого не чувствовать? — ничего не значат. Все это басни, оправдания, удаление от Бога. Бог говорит: Скажи сначала беззакония свои. Сам расскажи о своем грехе, помысле, о том, что тебя волнует. И если даже игумен уснет, ты все-таки открой, что у тебя на душе. Так, одного святого охватывал сон, но его послушник продолжал свою исповедь. Если ты пребываешь в общении со Святым Духом, то Дух, вещающий всякому человеку, возвестит и игумену то, что он должен тебе сказать. Если же общение с Духом Святым тебе неведомо, то в твоей жизни Его не существует, и игумену Он ничего не возвестит. Тогда игумен улыбнется тебе, или даже проявит как-то явственней свою любовь, или поругает тебя, если он, как тебе по-человечески кажется, тебя не любит… Но конечно, толку не будет никакого. Суть в том, чтобы ты был полностью открыт перед игуменом, он не должен что-то узнавать от других людей, о чем-то догадываться, нуждаться в Божием извещении о тебе или даже просто в психологической проницательности и опытности. Все это принадлежности века нынешнего, обманчивого, нам это ни к чему. Наша связь — это общение, а общение предполагает слово, беседу.
Кроме того, истинная молитва и истинные отношения с игуменом предполагают полное послушание или, когда его нет, полное подчинение во всех мелочах. Благодаря подчинению мы соединены друг с другом, тебе оно дает право говорить со мной, а мне, игумену, обращаться к тебе. Если ты не подчиняешься, то, по церковным правилам, я обязан изгнать тебя из братства, чтобы ты не вредил братьям и не доставлял мне бесполезных хлопот. Неподчинение — самое отвратительное поведение, которое свидетельствует о крайнем самолюбии человека, его одержимости и опасности для прочих, поэтому такой монах должен покинуть монастырь. Мое право выслушивать тебя и говорить с тобой и твое право говорить со мной появляются только тогда, когда есть послушание, то есть свобода. Иначе наши отношения не духовные, а плотские, и тогда тебе просто снисходят. Однако проявлять снисходительность можно день, год, два года, но
не вечно. Послушание же должно быть до крови, как говорит апостол Павел. Если послушания нет, значит, мы не отдаем игумену своего ума и сердца.
Наконец, истинная молитва и истинные отношения с игуменом возможны только в том случае, если послушник во всем согласен с ним. Без согласия с игуменом, даже если ты ему подчиняешься, дело не пойдет. Если есть открытость и послушание, но нет между нами согласия, мы с тобой должны побеседовать и решить, оставаться тебе в обители или уйти. Ведь если у тебя нет полного согласия со мной, значит, ты остаешься при своем: у тебя есть мнение, понимание, желания, помыслы, и потому между нами нет глубинного общения. Какое-то звено разомкнулось, и мы не можем соединиться. Тогда мы или должны расстаться, но не беззаконно, не по твоей воле, а по церковным правилам, или ты должен прийти к согласию со мной.