А особенно невыносимым оно было оттого, что вокруг постоянно были люди, что даже спящим не мог он остаться один – обязательно рядом кто-то оказывался. Но ни во сне, ни наяву не с кем было ему поговорить. Столько хотелось выплеснуть ему наружу, высказать, объяснить – но знал, что никто не поймёт, и всё глубже прятал в себе горькие, несвоевременные и несвоепространственные мысли. И единственным собеседником, кому он мог довериться, стало его Одиночество.
И привык Человек к Одиночеству, как привыкают ко всему на свете, даже самому неприятному и неудобному – например, к тесной обуви (с этим ему повезло – блага цивилизации не дошли до Острова, и там ходили босиком). Никто не мешал ему уйти куда подальше в джунгли и жить там тихо-мирно, никого не видя и не слыша, общаясь только с водой и ветром, с деревьями да животными. Но Человеку лень было делать усилия и прилагать шаги – он с некоторых пор перестал верить в перемены к лучшему, да и одичать окончательно не особенно улыбалось.
Но в душе он не переставал ждать. Каждое утро он просыпался с еле заметной надеждой, с мыслью, которую он не решался озвучить даже себе: «Сегодня точно что-нибудь произойдёт, так больше не может продолжаться». Но день оказывался похож на все остальные, как неразличимы между собой зародыши – и не только людей! – в первый месяц внутриутробного развития. Человек рисовал палочкой на песке непонятные знаки, рычал на подходивших близко островитян: «Не трогай мои чертежи!» – и смотрел в Океан. Он по-прежнему верил, что однажды за ним придёт чудесный корабль с белыми парусами. Хотя, может, он представлял алые, зелёные, синие, оранжевые или даже чёрные паруса. Увы, я не Грин – угадать, с каким цветом ассоциируется мечта – не могу. Но то, что парус был – нет сомнения – грёзы плохо уживаются с последними веяниями научно-технического прогресса, особенно с той его частью, что отвечает за путешествия по воде.
Корабли действительно приставали иногда к Острову. Не в смысле – ну чё?! выйдем, поговорим? или – давай, никто не узнает, будет супер, а просто бросали якорь у его берегов (да, не получается классическая робинзонада). Но приплывали на них матёрые, жестокие пираты, и миролюбивые в силу слабой оснащённости новейшим вооружением туземцы безропотно отдавали им непосильным трудом нажитое имущество. Случалось – редко, к счастью – прибывали на Остров и состоятельные, респектабельные джентльмены, их аборигены боялись гораздо больше морских разбойников. Разве устроят вас жалкие крохи нищего племени, когда за вами незримо присутствуют Культура, Цивилизация, Демократия, а над вами гордо парят Свобода, Равенство, Братство?!
Естественно, у Человека были друзья – если ты не полный урод или кретин – куда ж без них?! Но дружба их несла на себе характерный отпечаток, в народе презрительно именующийся «сококосничество». Неудачливые охотники, некудышние строители, разуверившиеся жрецы, музыканты, не хотевшие или не умевшие попадать в заданный ритм и темп и просто недосопли – по меткому выражению местного острослова – рядом с ними Человек прокоротал немало вечеров вокруг скромного костерка вдалеке от жилья мирных туземцев. Количество орехов с кокосовкой никто не считал, разговоры велись нудные и непонятные, песнопения исполнялись чаще всего заунывные. Порой разбавляла атмосферу щепотка-другая священной травы. Но так как по строгим местным обычаям её позволялось курить только сильнодействующим жрецам, Бессмертному Вождю и его ближайшему – и не очень – окружению, то и случалось такое редко, с оглядкой и опаской.
И не сказать, что у этого сиротливого огонька Человеку становилось легче. И бред его товарищи городили – не разгрести, не вынести – и слушать их было нестерпимо скучно, и высказать своё, сокровенное, никак не вытанцовывалось. Но эти скокосившиеся граждане хотя бы жить не учили и не лечили, мозг не подрывали по поводу безалаберности, безответственности и загубленных способностей, да и скудный досуг надо было как-то разнообразить.
В общем, не буду гадать, что первично, что привычно, но возможно без этих глубоковечерних посиделок и не состоялась бы главная встреча в жизни Человека.
Как-то, уже за полночь, весьма в недурном расположении духа, даже что-то песнопеня под нос, возвращался он домой, попутно немного удивляясь тому, что дорога за пару-тройку часов изрядно удлинилась, а деревья не по-детски поменяли местоположение. И вдруг прямо за своим шалашом он увидел тёмную фигуру. Кто-то сидел, упершись спиной о ствол пальмы. Человек слегка напрягся, поскольку разучился ждать хорошего от незапланированных встреч, у него даже присказка была: от нежданчика добра не жди. Но в тот момент море ему было по щиколотку, и он подошёл ближе. Тень не пошевелилась. Когда Человек поздоровался, ему ответили приветливым мелодичным голосом. Посчитав это хорошим знаком, он завёл беседу. Тем у него нашлось в ту ночь множество, и все они были животрепещущимися, как только что пойманная рыба.