Выбрать главу

                              лишь свет тот,

                                                               который

                                          доносится

из дивного города

                              и молнией пронзает агаты;

вспышками строится

дивная копия —

                              листы летают помятые.

МЕТРОПОЛИС

Посеяв разум великих,

                                         закопав его в пашне

во славу вавилонской башне;

записки героев дойдут до потомков,

тогда на улицу

выскользнут

топотом,

то потом

будет потоп.

                                          И народ

побежал, ему так сказали в ушах.

Окончательно будет забыта любовь.

Окончательно будет забыта свобода.

Где я?

           Я с ними бежал.

Где я?

          Уже вижу кинжал.

Где я?

          Они копают могилы себе —

          им так сказали в ушах.

И перед очами Благодетеля

                                                вся людская сеть

двух миров, живущих вместе,

но один следит и наблюдает,

как другой пыхтит и погибает.

Когда в носу свербит

безусый тип,

а там в сети

звучит политэлита;

сзади сателлиты

– деловито свиты,

обвивает свита сбитых.

«Вас ожидает

                                 десять казней египетских —

таков наш шаг экзотерический.

Жизни нет за пределами Метрополиса;

назад полезай, а то планета отколется».

Кручу я у виска:

хочу заставить их

                                в троянский конь идти,

но рубаха для смирений

для них стала поводка родней.

Производители пластмассового мира

к стене прибивают ковёр-самолёт;

над городом сМерЧ 17 жизней

по эфиру

                     показательно

                                                    унёс.

Когда город пытается выжать,

пожалуйста,

пытайся выжить,

иначе

окончательно будет забыта любовь.

Окончательно будет забыта свобода.

УЛИЧНОЕ ВЫСТУПЛЕНИЕ

Просыпаюсь поздно

                                          и со всклоченным лицом,

когда уже выходит

                                          абсолютно большинство,

гуляю по заброшенным

                                          выселкам,

продувая на макушке

                                          залысину,

с книжками

под мышкой —

                              от тяжести отдышка,

мои ветренные руки,

                                          как ледышки.

Моё пальтишко всё:

                               в дырах и пятнах,

                                                               дырах и пятнах,

дырах и пятнах,

                                                               дырах и пятнах.

Здесь

           находясь,

                                я понял,

                                                    что

сердцем и мыслями я – человек.

Я познакомился с первой толпой,

                                                               и мне захотелось вызвать рефлекс.

И вот —

           над площадью громады

посылаю голосом разряды

                              с возвышенья выше свечек —

                              сразу погрузилось вече.

И

          крики: «Тише едешь – дальше будешь», —

          овации и смех,

                                         рупор и софиты,

пиджаки группами забились,

вспомнились трупы забытые.

Улица полна свидетелей:

                                         в лицах взгляд тысячелетия.

И каждый лоб

                          заприметил

                                        стремительный взгляд Благодетеля.

УЛИЦА СКОЛЬЗИЛА

Улица скользила под ногами,

                                                  я

                                                  повторяю свой алгоритм,

                                                  повторяю свой алкотрип,

                                                  забиваю я пустоты живота,

                                                  прогоняю все эти бутылки

                                                  к себе в рот живо.

                                                                                        Там

распознáю звон стекла