Иван Максимович Зыков
Три аксиомы
Не по моде…
В сентябре 1956 года мне привелось побывать на открытии первой государственной лесной защитной полосы Камышин — Волгоград.
Юго восточные степи — светлые, бледно желтые, с серым оттенком. Такая окраска складывается из трех элементов: голая светло-серая земля, реденькие увядшие травинки и обилие золотистых лучей высокого солнца.
И вот по этому бледному фону резко и могуче прочертились три параллельных темно-зеленых вала с кудрявыми макушками молодых деревьев и с шелестом листвы.
Вообще-то сама по себе посадка леса — дело не особо трудное. Идет восьмидесятисильный трактор С-80 и тащит за собой семь лесопосадочных машин. На каждой машине сидят две женщины, прикрывшие лица белыми платочками (загар у волгоградских красавиц не в моде) и при каждом удобном случае запевающие «Тонкую рябину» или «Каким ты был, таким остался».
Движется эта сухопутная эскадра со своим многолюдным и голосистым экипажем, впереди ее лежит голая степная земля, а сзади появляется полоска молоденького леса шириной в 15 метров. Ну, не совсем еще лес — прутики да веточки, но они станут лесом.
Внушительное зрелище, способное вызвать торжество и гордость.
Сажать-то легко, да весь вопрос, где сажать. В Волгоградских степях, которые по географической номенклатуре следует называть вовсе не степями, а полупустынями, лес по своей воле расти не желает. Жарко тут и скупо насчет дождичка. А деревьям нужна вода.
В Москве из своего окна я вижу тополь — ветвистый, густой, громадный: верхушка вровень с седьмым этажом. Сколько же на нем листьев! И как он шумит, когда набежит порывом ветер!
Осенью после ночных заморозков начал тополь ронять листву. Сплошь засыпал весь дворик, а в дворике ровно сто квадратных метров.
Женщина в фартуке смела листья метлой, стал асфальт чистенький, но ненадолго: тополь снова насыпал, и опять сплошь. Это повторялось несколько раз, и так я узнал, что на большом тополе общая площадь листьев равняется нескольким сотням квадратных метров.
А чем заняты живые листья летом, когда сидят на ветках? Кроме фотосинтеза, они испаряют воду, а корни дерева высасывают ее из земли. Каждое дерево работает, как насос и могучая испарительная машина. Листьев на дереве множество, поверхность их велика — стало быть, воды высасывается из почвы и испаряется в воздух огромное количество.
По данным профессора А. Л. Кощеева, исследователя испарительной работы деревьев, гектар взрослого густого и полнокровного леса расходует за лето 5 тысяч тонн воды. Но Кощеев производил исследования в прохладной Ленинградской области, а под Волгоградом, где лето длиннее и солнце печет жарче, деревьям для нормальной и вольготной жизни потребуется влаги еще больше. Ну, а сколько же?
Ф. С. Черников, изучавший жизнь полезащитных полос в засушливом климате юго-востока, теоретическим путем исчислил годовую потребность в воде гектара древесных насаждений в условиях аналогичных волгоградским в 8 тысяч тонн. Противники этого ученого возражают и говорят, что цифра завышена, что деревья могут существовать при более экономном расходовании воды.
Да, могут, но тогда их жизнь не будет ни нормальной, ни вольготной. Поэтому расчеты Черникова следует признать правильными, имея в виду именно привольную жизнь.
Но где ж в степях взять столько воды? Ведь дождей выпадает мало.
Исследования Л. А. Иванова, А. А. Молчанова, С. В. Зонна и других ученых, занимавшихся изучением этого вопроса, показывают, что в условиях, близких к волгоградским, гектар леса фактически потребляет за лето всего полторы тысячи тонн воды. Не потому так мало потребляет, что больше ему не надо, а потому, что большего-то нет, и вынужден он, бедняга, по приходу и расход держать.
Но такая вынужденная экономия, конечно, не нравится деревьям. Она болезненно отражается на жизненных функциях. Поэтому леса сами по своей воле в степях не расселяются, и если их принуждает к тому человек, приживаются туговато. На иссохшей от солнечного зноя земле чувствуют себя как дома чахлая полынь да колючий курай — перекати-поле. А дереву тяжко.
Но у русских лесоводов за плечами более чем полуторастолетний опыт степного лесоразведения. Немало было перепробовано всяких способов, много испытано горьких неудач. Сажали — усыхал, снова сажали — снова усыхал. Ни в какой другой отрасли русские люди не проявили такой упрямой настойчивости, как именно в степном лесоразведении. В конце концов кое чего достигли: научились помогать деревьям приспосабливаться к скупому водному пайку и бороться со степью.