– И шампанское? – предположил Тим. И тут же опять поскользнулся, взмахнул руками и рухнул в сугроб. На соседнем столбе испуганно каркнула ворона. Тяжело поднялась в воздух и полетела прочь, в темноту.
– Чего сразу так-то, – бормотал Тим, выбираясь из снега. – Я же просто спросил…
Конечно, зловредный магазин не работал. Окна были закрыты ставнями, и даже вывеска не светилась. На двери кто-то прилепил записку:
Закрыто. Света нет. Приходите завтра! С наступающим!
Тимур нахмурился.
– Света нет, – повторил он. – Настала вечная ночь.
– Ну блин, – сказал я. – Кто же знал, что так будет.
– Не грусти, партнёр, – заявил Тим. – История только начинается.
И ведь не ошибся!
Когда мы наконец добрели до нашего посёлка, уже было темно, как ночью. Фонари не горели и там. Хорошо ещё, что я знал здешние места, как свои пять пальцев, и всё равно нам пришлось светить телефонами себе под ноги. Иначе можно было запросто свалиться в заснеженную канаву и проскучать там до лета.
Было тихо. Ни машин, ни прохожих. Даже никто ничего не пилил и не стучал молотком, как обычно бывает на каникулах. Сонные вороны каркали из темноты: наверно, та, первая, их предупредила. В доме сторожа тускло светилось окно, и было видно, что кто-то ходит там, внутри, за ситцевой занавеской. Остальные домики занесло снегом. Правда, откуда-то тянуло дымом. Всё же мы были не единственными сумасшедшими, кто забрался в эту глушь под Новый год.
Это я только так подумал. Но промолчал. А вслух сказал как можно бодрее:
– Ничего, сейчас домой придём, тоже печку растопим. Дрова в чулане есть, с осени остались. Зажигалку я у отца взял.
Тимур потянул воздух носом.
– Всё это удивительно, – сказал он. – Дымом пахнет. И темно, как в степи ночью… даже ещё темнее. Вот уж не думал, что у вас такие дикие места есть.
– Ничего они не дикие, – возразил я. – Тут люди живут. Обычно в каждом доме музыка играет или телевизор. И интернет быстрый. Просто сегодня всё вымерло…
– Возможно… просто мне вдруг показалось… совсем немножко… будто мы куда-то в прошлое попали.
– В какое ещё прошлое? – тут я провалился в снег по колено и тихо выругался. – Тут всё очень настоящее…
– В моё, Макс, прошлое… которое уже прошло.
Я посмотрел на него с удивлением, но он светил фонариком куда-то вниз, и лица не было видно.
– Ладно, – сказал я. – Не грузись. Вот наш дом.
Даже не буду рассказывать, как мы с десятого раза отворили калитку и как пробирались по колено в снегу к нашему домику. Я уронил телефон, а когда нашёл, он взял да и отключился – наверно, от холода. Тем временем Тим забрался на крыльцо и долго дышал в замочную скважину, чтобы её отогреть.
Ключ кое-как провернулся в замке, и задубевшая дверь открылась. Внутри было темно, холодно и сыро. Я нащупал на стене электрический автомат и попробовал включить свет. Ничего не произошло.
– Понятно, – оценил Тим. – Блэкаут. Приходите завтра, с наступающим!
– Ну что опять за хрень, – огорчился я. – Почему именно сегодня?
Тимур усмехнулся:
– А когда же ещё? У старого года сели батарейки. В принципе, это логично…
Тут телефон в его руке прощально пискнул и погас, и стало ещё темнее. Только за окном виднелась луна. Она выглядывала из облаков, словно посмеивалась над нами.
– Ну вот, – сказал Тимур. – Теперь даже гамбургеры с доставкой не заказать. Чиллим втёмную.
Я вздохнул.
– Можно пойти обратно на станцию, – предложил я. – Электрички допоздна ходят.
– Отступить с позором? Вот уж нет. Решили так решили. Доставай зажигалку, Макс. Будем вашу печку растапливать.
Как вы уже поняли, Тим очень упрямый. Правда, раньше он был упрямый только по мелочам, а не по серьёзке. Но, должно быть, когда ты становишься взрослее, твоё упрямство растёт вместе с тобой.
Честно сказать, я ещё немного подумал о том, что мы ещё запросто успеем вернуться, каждый к себе домой. А потом вдруг решил, что никогда не скажу это первым. И понял, что Тим тоже никогда не скажет. Получалось, что и думать об этом дальше глупо и бесперспективно.
Я нашёл в рюкзаке зажигалку и старые тетрадки для растопки. В одной, как я помнил, были мои школьные сочинения с пятёрками, но их было не жалко. Какими же они теперь казались смешными и ненужными! Нам надо было развести огонь, как древним людям. А древние люди никогда не писали сочинений.
Потом мы долго искали в кладовке топор. Этим топором я едва не оттяпал себе палец, когда попытался расщепить пару поленьев. Наверно, я всё делал не так, но я учился прямо на ходу. И вот огонь в печке мало-помалу разгорелся.
Мы сидели прямо на полу и смотрели, как весело пляшут языки пламени за открытой дверцей печки. Берёзовые дровишки лежали наготове, и в комнате понемногу становилось теплее.
– Интересно, сколько ещё до Нового года? – сказал Тимур.
– Часа три, наверно, – ответил я.
– Может, два? Уже у кого-то в животе бурчит.
Я прислушался:
– Это не в животе. Это во дворе.
И верно. Кто-то прошёл в незакрытую калитку и пробирался теперь сквозь снег к нашему дому по нашим следам и подсвечивал себе путь ярким фонарём.
Мы замерли на месте.
– Эй, кто живой есть? – раздался с улицы зычный голос. – У вас тут всё в порядке?
– Это сторож, – догадался я. – Дым из печки унюхал.
Мы отворили дверь, и сторож Сергей Иваныч взобрался по обледенелому крыльцу. Потопал сапогами, отряхнул с куртки снег. Поднял свой фонарь повыше:
– Ага, вижу. Свои. Ты младший Белкин. Помню тебя. А этого парня не помню, – ткнул он в Тимура пальцем. – Не хулиган?
– Так, слегка, – признал Тим.
– Так. Слегка. А родители где? Вы одни прибыли, что ли?
– Одни, – сказал я.
– То-то я смотрю, роллс-ройса вашего нигде не видно. Так пешком по темноте и шли?
Я кивнул.
– Вот вы упорные парни. Только может так статься, что зря вы сюда стремились. У нас же тут беда! Техногенная катастрофа! Днём ледяной дождь прошёл, вот провода на линии и оборвало. Я лично в аварийку звонил, так они говорят: у нас пять случаев по одному району. Приедем, говорят, когда сможем. А то и в следующем году!
Он усмехнулся. Прошёлся по комнате, помахивая своим фонарём, как лазерным мечом.
– Ладно хоть печь сумели растопить, молодчики, – сказал он. – Только вот эту заслонку надо было подальше вы-двинуть… – тут он протянул руку и дёрнул за какую-то ручку на печном дымоходе. – А то можно и угореть к утру.
– Спасибо, – сказал я.
Он опять направил на меня луч света:
– Или, может, папе с мамой позвонить, пока не поздно? У меня-то телефон ещё не сел. Приедут, заберут? А?
– Не надо звонить. Мы справимся.
– На первый раз поверю, – сказал он. – На второй проверю. Пока что не буду вам мешать. А вы – вот что: со двора ни ногой… тут ведь у нас, пока темно, всякая нечисть наружу выползает…
Тут он нахмурил брови, состроил страшную рожу и посветил на своё лицо снизу: как вы понимаете, зрелище было ещё то. Если б я его не знал всю жизнь, я бы, наверно, поверил.
– Ну хватит, Сергей Иваныч, – сказал я. – А то я сам всем расскажу, что вы нас пугаете.
– Не умничай, – велел сторож. – Это ведь мне в случае чего за вас отвечать. А не вам за меня.
Пока он так говорил, где-то далеко завыла собака. Да так протяжно и тоскливо, что у нас поневоле мороз пошёл покоже.
– Слышите? Уже начинается! – объявил Иваныч. – Адские псы выходят на охоту! Сидите тихо, а то плохо будет.
Вышел и захлопнул за собой дверь.
Я, конечно, ему не поверил. Я сразу догадался, что это его же собственный пёс Джек устал на цепи сидеть и хозяина зовет. Он всегда так делает, да ещё выть норовит пострашнее, чтоб было убедительно.
Только Тим этого не знал. Даже в полутьме было заметно, как он бледнеет.
– У нас тоже так было, – прошептал он.
– Как было? И где это – у нас?
Тим не сразу ответил. Отошёл от огня и присел на наш старый диванчик в углу комнаты. Ещё года три назад я очень любил на нём прыгать, пока из него не полезли пружины. Тогда его отвезли на дачу, чтоб не выбрасывать.