От длительного времени пребывания в ледяной ночной воде, все же, уже было не лето, я сильно закоченела. Почувствовала, что пора выбираться, но организм ослушался раннее, нежели того захотела. Ноги подкосились, и потянуло назад. Спиной хлюпнулась в воду. Потонула полностью. Чувствуя, что задыхаюсь, захлебываюсь, заболтыхала руками. На что быстро среагировал Дайлон. Не боясь промокнуть, забежал в воду. Достал меня с воды и вынес на сушу, держа на руках. Аккуратно положил на землю. Я вся дрожала от холода. Глаза смотрели в расплывчатых тонах. Зубы отбивали азбуку Морзе. Дайлон посмотрел на меня всю мокрую: волосы, лицо, веки, губы, ночную рубашку, где из-за своей мокроты и легкой белой ткани, становясь почти прозрачной, проглядывались изгибы тела: плечи, груди, бедра, ноги. Он быстро скинул с себя жилетку и накинул на меня. Прижал к себе, заключил в крепких объятьях. А руками сильно потирая спину, согревал и успокаивал:
- Все хорошо. Все прошло.
Не прекращая дрожание рук, Морзе зубов, я закрыла глаза. Мне очень хотелось поверить в его слова. Но, я очень испугалась. Подумала, что утону, умру.
Сейчас не хватало жаркого костра. Но, из-за своей спешки искупнуться, Дайлон еще не успел его развести.
- Ты подождешь здесь, пока я разожгу костер? - спросил у меня он.
Я замахала головой, вцепившись в него руками.
- Тогда, тебе нужно переодеться. Я отнесу тебя к телеге, и ты переоденешься.
Он подхватил меня на руки. Я оторвалась от него нехотя. Теплого, мужественного. Словно, моя крепкая защитная и очень уютная стена. Зайдя за телегу, с трудом переоделась в платье. Натянула на ноги колготки, туфли. Замоталась поверх в углу лежащий плащ, и сказала, выглядывая с угла телеги, стоящему противоположно моей стороне, повернутого ко мне спиной, Дайлону:
- Я все.
Дайлон подошел ко мне и подхватил на руки, что мне очень понравилось, и о чем, его уже не просила, отнес к уже разожженному костру. Видимо, он подумал, что мои ноги еще слишком слабы, чтобы передвигаться самостоятельно.
- Так лучше? - усадил, а сам сел напротив.
- Да. Спасибо. На много, - сжавшись, сильнее укуталась в плащ.
Дайлон посмотрел на меня. Зону ниже шеи. Декольте. И вдруг я подумала, не о груди ли он думает? Не успел ли рассмотреть ее тогда? Ох, как стыдно! Сколько лет живу, и все равно стыдно. Да я полное собрание комплексов. Стыдно даже раздеваться наедине. Видеть части своего тела. И поэтому, сжалась еще сильнее, а руками на груди поставила защитный крест.
Отойдя от ледяной купальни, попросила Дайлона отвезти меня в деревню.
- Зачем? - удивился он, - Ночь и ты. Решила совершить одиночную прогулку? У тебя еще и волосы нормально не высохли.
- Со мной все хорошо. Я уже отогрелась. Хочу отведать церковь. Давно в ней не была. Ее двери открыты круглосуточно. И я верю, что сегодня они открыты и для меня, - объяснила.
Дайлон нехотя согласился. Отстегнул Конни от телеги, и мы на ней поехали в деревню. Сначала Дайлон хотел подвезти меня к порогу церкви, а сам подождать, но, позже, передумал, и последовал за мной.
Только стоило переступить порог церкви, как в нос сразу же вдарил резкий запах ладана. Каменный пол. Множество старинных икон, фресок. Стебельки зажженных свечей мелькали перед глазами, словно светлячки в ночи. Я прошла к алтарю. Перекрестилась. Склонилась. Ко мне вышел священник. И мы вместе отправились к исповедальне. Я зашла по одну сторону ширмы, священник по другую. Нас разделяла лишь стенка, сделанная с шелковой прозрачной ткани. Я исповедалась, рассказывая грехи. Это нужно было делать для завершительного обряда матери Данталиона, даже если ее сын давно уже и умер, как в моем случае. Я каялась во многом. И что я сама порождение тьмы, при этом ничего не говоря, кто есть на самом деле, о своей настоящей судьбе. И казалось, что священник совершенно меня не слушал, как китайская игрушка, не прекращая покачивал головой. А в конце, произнес:
- Да пусть хранит тебя Господь. И он простит все твои грехи.
На что я ответила ему:
- Пусть он вас хранит сильней. А меня хранит мой Данталион.
- Данталион?! Откуда вы об этом знаете? - быстро пробудился от эйфорического сна и прекратил кивать головой.
- А как же иначе? Я его мать. И если бы не ее обязанность, я бы не исповедовала грехи. Мне и с ними хорошо. Как не как, они мои, - поднялась со стульчика, и вышла из-за ширмы.