Выбрать главу

      — Зачем ты обманываешь меня? Я чувствую запах мяса. 

      — Клянусь тебе, там нет ничего, кроме камней, — сказала бедная женщина и, подбежав к котлу, черпнула из него большой деревянной ложкой. 

      Как же она удивилась, увидев в ложке большой кусок варёного мяса! 

      — Я же говорил, что пахнет мясом, — сказал старик. — Зови детей ужинать. 

      — Но похлёбку ещё нужно посолить, а у меня нет соли. 

      — У тебя красные глаза. Значит, ты плакала. Может, одна слезинка попала в котёл. Нет ничего солонее материнских слёз. 

      Виттория попробовала похлёбку. И правда, она была солона в меру. 

      — Детки, идите есть! — закричала она обрадованно и налила похлёбку в большую миску. 

      — Дай детям по куску хлеба к похлёбке, — сказал старик. 

      Виттория покачала головой. 

      — В доме нет хлеба. 

      — Ты опять меня обманываешь, — ответил старик, усмехаясь. — Посмотри на полке в шкафу. 

      Виттория послушно открыла дверку шкафа и увидела, что на полке лежат семь паньолу — маленьких круглых хлебцев. 

      Все сытно поели. Потом старик сказал: 

      — Теперь неплохо бы выпить стаканчик доброго вина и закусить ломтиком броччо. Спустись-ка, женщина, в погреб. 

      Виттория, не говоря ни слова, спустилась в погреб, хотя знала, что там совсем пусто, даже мышам поживиться нечем. 

      Но чудеса не кончились. В погребе стоял бочонок вина, и рядом лежали головки броччо — солёного овечьего сыра, а с толстого крюка на потолке свисали копчёные окорока и гроздья колбас. 

      После ужина ребятишки уснули. 

      — Ах, синьор нищий, — воскликнула Виттория, — да вы, видно, волшебник! 

      — Так оно и есть, — ответил старик. — Сделать всё, что я сделал, сущие для меня пустяки. Видишь ли, за последнюю тысячу лет я порядком устал. В лесу в горах стоит старый дуб, мой ровесник; в его дупле я всегда отдыхаю, когда мне хочется. Сейчас я решил немножко вздремнуть, годков этак сто. А перед тем как отправиться в горы, хочу рассчитаться со всеми долгами. Всё, что я подарил, останется при тебе. В котле не переведётся мясо, в шкафу — хлеб, в погребе — вино, сыры и колбасы. А теперь я пойду. Есть у меня ещё один должок — твоей сестрице и её сынку. Платить его не так приятно, но что поделаешь! 

      И старик, кряхтя, поднялся со скамейки. Виттория догнала его у двери и схватила за край одежды. 

      — Ах, добрый синьор волшебник, прошу вас, пощадите мою сестру! 

      — И рад бы, да не могу. У нас, у волшебников, тоже свой закон — за всё платить по заслугам. Кто чего заслужил, то и получит. 

      Старик ушёл. 

      А Виттория так и не заснула до света. Хоть и злая у неё сестра, а всё-таки сестра. Утром побежала она к Анне-Марии. 

      Смотрит — Анна-Мария, целая и невредимая, вышла встречать её на крыльцо. 

      — Беда, сестрица! — закричала она. — Вчера вечером приходил ко мне тот самый проклятый ста... Ой, ой, ой! — и Анна-Мария схватилась за щёку. — Тот самый добрый старичок и сказал, что всякий раз, когда я начну браниться, у меня заболят зубы. А как не браниться, чтоб его черти уне... Ой, ой, ой! Храни его пресвятая Мадонна! 

      Тут вбежал во двор и сынок Анны-Марии с палкой в руке. У крыльца спокойно сидела собака. Милый сынок хотел было замахнуться на собаку палкой, но палка извернулась змеёй и ударила его по лбу. 

      — Золотой мой персик, — стала причитать, увидев это, Анна-Мария, — и тебя не пощадил старый ду... Ой, ой, ой! Подумай только, сестрица, бедному ребёнку теперь и поиграть нельзя! Камень бросит — в себя же попадёт. То и дело к его синякам и царапинам примочки прикладываю. 

      Виттория засмеялась и повернула домой. 

      Тут бы можно и кончить сказку, да вот что надо ещё сказать. С той поры, как случилась эта история, прошло без малого сто лет. Скоро проснётся в своём дупле старый волшебник и опять пойдёт бродить по свету. Может, и вы, ребята, встретитесь с ним. Вы его не бойтесь. Он старик хороший. Не забывайте только, что он за всё платит по заслугам: кто чего заслужил, то и получит.    

СНЫ ГУАЛТЬЕРО 

ил некогда во Флоренции молодой дворянин, по имени Гуалтьеро. Был он здоров, красив и не беден, так что, как говорится, друзья за него не тревожились, а враги ему завидовали. Однако, если бы Гуалтьеро рассказал о себе побольше, друзья опечалились бы, а враги обрадовались. 

      А всё потому, что несчастный Гуалтьеро каждую ночь видел страшные сны. Дошло до того, что он боялся ложиться спать. С прогулки верхом он, шатаясь от усталости, отправлялся на бал, после бала снова шёл гулять... Но без сна человек жить не может. В конце концов Гуалтьеро, словно подкошенный, валился на свою постель. 

      И тут его начинали мучить кошмары. Гуалтьеро кричал во сне, обливался холодным потом, просыпался со стоном и больше не мог заснуть. 

      Однажды юношу навестил старый друг его отца, синьор Рикардо. Синьор Рикардо жил в загородном доме, вдали от шумной Флоренции, и очень редко приезжал в город. Он так ласково заговорил с Гуалтьеро, что тот рассказал ему о своей беде. Внимательно выслушав юношу, синьор Рикардо сказал: 

      — Видишь ли, в моём уединении я часто читаю старинные рукописи, и мне открылись тайны, неведомые другим. Иные назвали бы меня волшебником, однако это совсем не так — я ведь никогда не пользуюсь тем, что узнал. Но твоего отца я любил, как брата, а тебя люблю, как сына. Поэтому я попробую помочь тебе. Слушай же: дождись ночи, когда нарождается молодой месяц, и сорви в лесу три ветки папоротника. Одну брось в текучую воду, вторую — в пылающий огонь, а третью, перед тем как уснуть, положи под подушку. Что бы тебе ни привиделось, не бойся. Будь во сне таким же храбрым, как наяву. Да вот ещё что... Ты ведь знаешь — в самом страшном сновидении нам подчас является что-то прекрасное. Дотронься до этого и скажи: 

      — То, что я вижу, — я вижу во сне, Но ты наяву приходи ко мне! 

      Вот всё, что я могу тебе посоветовать. А там посмотрим, что будет... 

      С этими словами синьор Рикардо попрощался со своим юным другом и уехал. 

      Гуалтьеро в точности исполнил всё, что велел ему Рикардо. И в ту же ночь ему приснился такой сон. Он очутился на балу, в большом, пышно убранном зале. Тут собралось множество разодетых дам и кавалеров. Все они пели, танцевали, смеялись, но, едва к ним подходил Гуалтьеро, они отшатывались, словно он был шелудивой собакой. Дамы брезгливо подбирали шлейфы, а мужчины так и норовили дать ему пинка. Ах, каким несчастным и униженным чувствовал себя Гуалтьеро! 

      Вдруг дамы и кавалеры расступились, и Гуалтьеро оказался перед высоким синьором. В зале было очень светло, но Гуалтьеро, как ни силился, не мог разглядеть лица этого человека. И это было так страшно, что юноша покрылся холодным потом. Человек сказал глухим голосом: 

      — Пора покончить с этой тварью! 

      Он вытащил из золочёных ножен меч с рукояткой, осыпанной драгоценными камнями. Гуалтьеро, точно заворожённый, не смел отвести глаз от меча, который медленно и неотвратимо поднимался над его головой. Ещё мгновение — и смертельный удар обрушится. Тогда Гуалтьеро собрал всё своё мужество. Он бросился вперёд, дотронулся до блистающего лезвия и сказал: 

      То, что я вижу, — я вижу во сне. Но ты наяву приходи ко мне! 

      Тотчас же всё исчезло. Погасли огни в зале, словно растаяли дамы и кавалеры, сверкнул и пропал меч... 

      Гуалтьеро спокойно проспал до утра. 

      А утром... Гуалтьеро не мог поверить своим глазам. Меч с рукояткой, осыпанной драгоценными камнями, висел у его изголовья. 

      На следующую ночь Гуалтьеро приснилось, что он бежит по бесконечному полю, как загнанный заяц. А за ним скачет на вороном скакуне всадник в развевающемся плаще, с копьём наперевес. Ноги у юноши подкашивались, сердце стучало о рёбра. Всадник настигал его. «Сейчас мне конец!» — подумал юноша и упал на колени, покорно ожидая своей участи. Тут он вдруг вспомнил наставления синьора Рикардо. Гуалтьеро вскочил на ноги и обернулся к преследователю. Лицо всадника было закрыто плащом, но конь... Пресвятая Мадонна, как хорош был конь! Чёрный, без единой отметины, тонконогий, с пышной гривой! Гуалтьеро дотронулся до него и быстро произнёс своё заклинание. И опять всё исчезло.