Из-за этих-то пряжек и получилась вся история.
Видите ли, Скамбарону... Впрочем, если уж вы не слыхали о падре Бонифаччо, то о Скамбарону вы, конечно, и понятия не имеете. Тем более, что и звали его не Скамбарону.
Придётся и тут начать по порядку.
Скамбарону — это попросту старый башмак. А у нас на Корсике так прозывают тех, у кого ничего нет, кроме истоптанных рваных башмаков. У Скамбарону, о котором идёт речь, была, правда, жена и куча детей, ну да ведь это не имущество...
Вот этот самый Скамбарону и позарился на пряжки падре Бонифаччо, которые тот берёг пуще глаза своего.
И как только у этого бездельника хватило совести! Ведь наш падре сделал ему так много добра. К примеру, позапрошлой зимой у Скамбарону сдох мул. С превеликим терпением падре Бонифаччо уговаривал его не предаваться нечестивому отчаянию, быть покорным и не роптать. И вы думаете, это помогло? Нисколько.
Послушали бы вы, какими проклятьями сыпал Скамбарону, таская хворост на своей спине вместо мула. А присаживаясь отдохнуть, он размышлял о том, что серебряные пряжки почтенного наставника стоят не меньше, чем хороший мул. Однако падре Бонифаччо не спешил ради семейства Скамбарону расставаться со своими пряжками. И Скамбарону решил, что ему следует позаботиться об этом самому.
Как же быть? Украсть пряжки? Но Скамбарону вовсе не собирался из-за каких-то там пряжек до конца дней своих ходить с нечистой совестью. Надо завладеть ими так, чтобы ни один человек, даже сам падре, не мог назвать Скамбарону вором.
Долго он ломал голову и наконец придумал.
Однажды, рано утром, когда все добрые люди ещё сладко спали, Скамбарону принялся колотить в дверь дома падре Бонифаччо. На стук выбежала заспанная служанка. Увидев Скамбарону, она изругала его и хотела было захлопнуть перед его носом дверь, но куда там! Скамбарону поднял такой крик, что падре, спокойно почивавший в своей постели, проснулся и велел его впустить.
— Падре Бонифаччо, — заговорил Скамбарону, едва переступив порог спальни, — я бы никогда не осмелился побеспокоить вас так рано, но мне приснился удивительный сон, и я скорее побежал к вам.
— Не стоило спешить, — хмуро заметил падре, — свой сон ты успел бы рассказать и попозже. Могу себе представить, какую нечисть видит по ночам такой грешник, как ты!
— Ах, святой отец, да ведь я видел вас. Ну просто совсем как живого. Вокруг вашей головы светилось сияние, а за плечами трепыхались два крыла, вроде куриных, только побольше. И так вы грустно на меня посмотрели, что я заплакал, проснулся и побежал к вам.
Скамбарону знал, что сказать. Всякому лестно услышать о себе такое, и сердце падре Бонифаччо растопилось, как воск от жаркого пламени.
— Подойди поближе, сын мой, — сказал он растроганным голосом. — Сон твой вещий и означает, что грехи переполнили тебя, как тесто, о котором забыла нерадивая хозяйка, переполняет квашню. Покайся, покайся, сын мой!
Скамбарону только этого и надо было.
Он проворно стал на колени у самой постели падре Бонифаччо и, смиренно опустив глаза, чтобы получше видеть пряжки, — туфли-то стояли под кроватью! — начал свою исповедь.
— Э, святой отец, грехов у меня так много, что не знаю, с чего и начать.
— Начинай с самых крупных, — посоветовал падре.
— Ну, ладно. С неделю тому вывела у меня голубка пару голубят. Не прошло и дня, как ваша кошечка задрала одного голубёнка. Тут я, превеликий грешник, вместо того, чтобы отдать ей второго голубёнка, поймал эту гадину за хвост да так настегал, что она целый год на голубей и смотреть не захочет.
— Ах, сын мой, — укоризненно сказал падре, — ты не только согрешил, обидев невинное творение, но грешишь и сейчас, ибо язык твой произнёс бранные слова.
Вот, вот, — подхватил Скамбарону, — я ещё и не то говорю. Не дальше как пять минут тому назад я обозвал вашу почтенную служанку старой перечницей.
— Ай, как нехорошо сын мой, — застонал падре и возвёл глаза к потолку.
В это самое мгновение Скамбарону одним рывком отодрал пряжки с туфель падре Бонифаччо и положил их в карман.
— Ну, с крупными грехами как будто покончено, — облегчённо вздохнул он. — Перейдём к мелким. Совсем недавно я украл у одного доброго человека пару серебряных пряжек.
Падре даже привскочил в постели.
— Как, сын мой, и это ты называешь мелким грехом! — закричал он в ужасе, представив, что было бы с ним самим, если б пряжки украли у него. — И они не прожгли тебе карман, нечестивец?!
— Пока не прожгли, — ответил Скамбарону, — но жгут ужасно. Не возьмёте ли вы их у меня, святой отец?
— Что ты, что ты! Да я никогда в жизни не притронусь к ним. Сегодня же отдай их законному владельцу.
— Не знаю, как и быть, падре Бонифаччо, — отвечал Скамбарону, почёсывая затылок. — Я, видите ли, уже пытался это сделать. Да хозяин их не берёт.
— Это дело другое, — рассудил падре, — что же ты раньше не сказал? В таком случае можешь считать, что пряжки ты не украл, а просто получил в подарок.
— Спасибо вам, падре, — сказал, поднимаясь с колен, Скамбарону, — Вы облегчили мне душу! Она теперь свободна от грехов и пуста, словно бурдюк, из которого выпито всё вино до капли.
— Тогда иди с миром, сын мой, — благословил его падре Бонифаччо.
Скамбарону ушёл очень довольный. А был ли доволен наш падре, когда стал одеваться, судите сами.
ДРОЗДЫ И СКВОРЦЫ
идели как-то двое влюблённых на берегу озера. Вдруг над ними звонко запели две птицы. Юноша и девушка прислушались.
— Какой чудесный голос у этих птичек! — сказала девушка.
Твой голос ещё нежнее, — ответил юноша. — Никакие дрозды не сравнятся с тобой.
— Ты хотел сказать — скворцы, правда?
— Конечно, скворцы, если тебе так больше нравится, — сказал юноша.
Разве кто-нибудь на его месте ответил бы иначе?
— Нет-нет, — быстро сказала девушка. — Раз ты говоришь, что это дрозды, пускай будут дрозды.
Тут они взглянули друг на друга и забыли и о дроздах, и о скворцах, и обо всём на свете.
Скоро влюблённые поженились и зажили душа в душу.
Прошёл ровно год со дня их свадьбы. Ради такого праздника жена решила испечь пирог. Пока пирог пёкся, муж отправился выпить стаканчик-другой виноградного вина. Но едва он дошёл до винной лавки, как навстречу ему попался старик, весь увешанный клетками, в которых на тоненьких жёрдочках прыгали разноцветные птицы.
«Вот кстати, — подумал муж. — Обрадую жену, куплю ей подарок».
И он крикнул:
— Эй, птичий хозяин, что просишь за пару птичек в зелёной клетке?
Птички стоили четыре сольди. Но продавец ответил:
— Шесть сольди, синьор.
На то он и был продавцом.
— Два сольди, — сказал муж.
На то он и был покупателем. Сошлись, конечно, на четырёх.
— Берите, синьор, эти птички принесут в ваш дом счастье, — сказал продавец, передавая клетку мужу.
Муж взял клетку, выпил стакан вина и пошёл домой.
Тем временем жена чисто убрала в доме и нарядилась в своё лучшее платье. Тут и пирог поспел. Только она поставила его на стол, как муж открыл дверь и крикнул с порога:
— Посмотри, жёнушка, какой я принёс тебе подарок. Не правда ли, замечательные дрозды?
— Замечательные, — ответила обрадованная жена. — Только это не дрозды, а скворцы.
— Нет, дрозды! — заспорил муж.
— Нет, скворцы! — заспорила жена.
— Дрозды! — стоял на своём муж.
— Скворцы! Скворцы! Скворцы!!! — затопала ногами жена.