Инквизитор прислонился к дверце клети. Луна окончательно затерялась среди облаков. Мерное покачивание убаюкивало, и тошнота, наконец, стала отступать. Дремотная вялость овладела телом.
Вдова в углу зашевелилась, села. Герхард поднял на неё взгляд – волосы женщины как будто стали короче.
– Здесь нам больше нечего делать, – неожиданно произнесла Мота. Казалось, её губы живут своей собственной жизнью, отдельно от застывшего маской лица.
– Что?.. – переспросил инквизитор сквозь одолевавшую его дрёму.
Вдова помолчала. Ветер трепал её неровные космы. Проглянувшая меж туч луна высветила натянутую как пергамент кожу.
– Много наблюдателей не нужно, – снова зашевелились губы, – мятное масло и вино сделали своё дело. Ты пошёл на это добровольно.
Голос Моты грубел, становясь похожим на мужской.
– Дуодецима, – произнесла она басом.
Двенадцать, про себя перевёл Герхард. Мысли ползли как черепахи. А вдовица-то не проста… откуда она знает латынь?..
– Законы тебе известны, – добавил всё тот же бас, – известны и последствия их нарушения…
Запястья вдруг скрутило жуткой болью. Фигура вдовы расплылась, сливаясь с окружающим туманом, что-то твёрдое ударило в спину, и Герхард очнулся.
Повозка стояла. Один из монахов возился у клети, в его похожих на лопаты руках лежала связка ключей.
– Отступник, – пробасил монах, снова дёргая верёвку, которой были стянуты запястья Герхарда. Прочность узлов, по-видимому, удовлетворила доминиканца. Но не Геликону.
Оливет появился из-за спины монаха с самым благостным выражением на гладко выбритом лице. Его белая туника никак не вязалась с кнутом, который проклятый дознаватель держал в руке.
– Я всегда считал, – Геликона подошёл ближе, – что доверять святую работу инквизитора тому, кто даже не давал обета своим братьям и Господу нашему Иисусу… – дознаватель наклонился к уху Герхарда, его голос понизился до шёпота, – всё равно что доверять стадо овец волку…
Звонкий щелчок кнута отчётливо прозвучал в ночной тишине. Геликона выпрямился и встал позади Герхарда – так, что инквизитор не мог его видеть. Уловка старая, но неизменно действенная.
– Ты неплохо перенял мои уроки, – сказал Герхард, – не гнушаясь учиться у волка, Луиджи-Франческа.
– Франческо, – сквозь зубы процедил Геликона с нажимом на последнюю букву.
– Ты при рождении был так похож на девчонку, что твоё второе имя было решено избрать женским, да, Геликона? – с усмешкой спросил Герхард. Запястья невыносимо ломило.
– Я ношу мужское имя, – проскрежетал дознаватель.
– Вот как? А я слышал иную историю. Будто твоя мать спутала тебя с ребёнком женского полу – не то сослепу, не то с помрачения рассуд…
Договорить Герхард не успел. Спину словно обожгло огнём, по лопаткам потекло густое и тёплое.
– И она была права, – выдохнул Герхард, как только смог набрать в грудь воздуха.
Геликона взмахнул кнутом снова. Инквизитор стиснул зубы, принимая второй удар.
– Не оттого ли ты дал обет безбрачия… – прошипел он, переводя дыхание, – что не смог бы никогда познать женщину как подобает мужчине?..
Дознаватель бил молча – кое-чему он, видимо, всё же научился: держать себя в руках и не вступать в диалог с жертвой. Иначе палач рискует поменяться с ней местами.
– Я долго этого ждал, – наконец прошептал Геликона, наклоняясь и заглядывая в лицо бывшему учителю, – десять ударов – меньшее, что ты заслужил, отступник.
– Во что ты… веришь больше… Франческа? – выговорил Герхард, с трудом поднимая голову. Пот, стекая по переносице, щипал кожу, – в собственную ложь… или в собственную правоту?..
Мгновение инквизитор и дознаватель смотрели друг другу в глаза.
– Я верю в то, – негромко ответил оливет, – что к полудню ты будешь мёртв.
Геликона развернулся и швырнул монаху окровавленный кнут.
– Поехали!
Глава 4