Завидев вооружённого человека, сопровождаемого святым отцом, знахарка отложила пряжу.
– С чем пожаловали, люди добрые, с бедой или с миром?
Священник демонстративно пропустил вопрос мимо ушей и, отвернувшись, снова что-то забормотал.
– Моё имя Ингер Готтшальк, я охотник на ведьм, – прозвучало резковато, – ты, женщина, пользовала местную бездетную семью, что жила на отшибе?
– Я, господин, – травница поклонилась. Взгляд её светлых глаз не отрывался от гостя.
– Использовала ли ты дьявольские обряды при том? – продолжал охотник, покосившись на священника.
– Господин, я…
– Да или нет, женщина!
Солнце палило нещадно, раскаляя воздух над пыльным двором. Готтшальк оттянул ворот рубахи – дышать стало нечем, будто в печи.
– Н-нет, господин, – ответила ведунья, – с вашего позволения, я предложу вам холодного травяного настоя. Он утолит жажду и облегчит тяжесть от духоты.
– Неси свой настой.
Юбки травницы взметнули пыль с земли, и женщина чуть ли не бегом скрылась в подполе.
Ингер опустился на грубую деревянную лавку, где до этого сидела за работой знахарка. Веретено и кудель всё ещё лежали рядом. Охотник взял их в руки. Пальцы заскользили по гладкому дереву, отполированному множеством касаний.
Ульрих закряхтел и тщательно перекрестился. Ингер покосился на него и бережно опустил рукоделие на место.
Знахарка вышла из дома, неся кувшин и глиняную кружку.
– Вот, господин, – из кувшина полилась прозрачная, бледно-зеленоватая жидкость с густым травяным ароматом, – только что из подпола. Иначе-то и жару не пережить… Святой отец, позвольте предложить и вам.
Ульрих замотал головой, тряся всклокоченными седыми волосами.
– Травить… Не проведёшь… – донеслось до слуха охотника.
Священник отступил ещё на шаг, будто боясь, что ядовитые пары настоя проникнут к нему в нос.
Ингер пожал плечами и взял кружку. На вкус снадобье отдавало чем-то горьким, но на удивление приятным. И оказалось действительно восхитительно холодным. Но осушать ёмкость он не торопился.
– Перечисли всё, что ты делала для той бездетной семьи, – приказал он.
– Анна приходила ко мне трижды, господин, – начала травница, по-прежнему держа в руках кувшин, – и трижды я ей помочь пыталась. Водой непочатой поила, боровушку собирала да заговаривала, наставляла, как отвары мои применять.
– Не помогли твои заговоры, женщина, – бесстрастно произнёс Ингер.
– Был у них малыш, – тихо сказала травница, обернувшись на отца Ульриха, делавшего вид, что ничего не слышит. – После третьего раза Анна родила девочку в положенный срок. Да только та не жилицей оказалась. Дьявольская печать в пол-лица была у младенца.
В груди захолонуло, будто не травяной настой потёк в горло, а едва подтопленный лёд.
– Клянусь, господин, не моя это вина, – пальцы травницы судорожно сжимали кувшин, – господом богом поклясться готова – не моя!
– Вы умертвили девочку? – спросил Ингер.
– Нет, господин,– покачала головой знахарка, – Анна унесла ребёнка домой. Плакали горько они с мужем, и мне сразу всё ясно стало... Я узнала вскоре, что девочка утонула в реке. Её не отпевали и не хоронили – сказали, что теченьем тельце унесло. Ей даже имени не дали…
Ингер помолчал. Молчала и знахарка, переминаясь с ноги на ногу.
– Поклянись, – потребовал охотник неожиданно, – поклянись именем Господа, что не наводила порчи на младенца, не строила козней бесовских и не сношалась с дьяволом!
– Клянусь! – тут же громко ответила знахарка, – именем Господа клянусь, что не виновна! Бог мне свидетель!
Ингер поставил опустевшую кружку на лавку и поднялся.
– Прощай, женщина.
И быстрым шагом направился прочь, туда, где за плетнём дожидался его Ульрих.
– Вы заберёте её? – пытливо заглянул в лицо святой отец. В его глазах светилась настоящая одержимость – пусть и не дьяволом, но оттого не менее опасная. – Быть может, и она здесь руку приложила, к исчезновениям-то? Знает она что-то, чует моё сердце, знает!