Крохотный паровозик отважно мчал вперед, увлекая за собою череду облезлых вагончиков мимо залитых водой рисовых полей и темнеющих островков леса; ему было так радостно, что однажды он набрал скорость — подумать только, целых двадцать миль в час! И как он выдержал столь огромную скорость! Пейзаж сиял самыми яркими оттенками зеленого, словно его почистили, помыли и подкрасили специально для нас. Повсюду, где только видел глаз, простиралось царство птиц. Тут и искрящиеся белые цапли, торжественно вышагивающие по коротеньким, нежно-зеленым всходам риса; и яканы, взмывающие в воздух при приближении поезда с оросительных каналов, убранных узором из водяных лилий, — при взлете бросались в глаза их желтые, словно лютики, крылья. В лазури небосвода вычерчивали свои величественные арабески коршуны-слизнееды, а в кустах перепархивали с ветки на ветку десятки красногрудых трупиалов; их малиновые грудки вспыхивали на зеленом фоне словно огоньки. Пейзаж, казалось, был перенаселен пернатыми — поднимешь глаза, увидишь цапель, а чуть опустишь — не налюбуешься их величавым, мерцающим отражением в воде. А вот опять яканы, семенящие на длинных ногах по ковру из листьев водяных лилий; а там из камышей выглядывают покачивающиеся желтые головки болотных птиц. У меня уже рябило в глазах от этого калейдоскопа впечатлений, а взгляд мой все никак не мог насытиться — то яркое цветовое пятно, то движение пестрых крыльев в камышах, то стремительный перелет над полями.
Между тем Боб преспокойно дрыхнул в уголке вагона, а Айвен пропал где-то в купе проводников, предоставив мне одному любоваться орнитологическим парадом; вдруг налетел свежий ветер, заволок пылью гладь воды в каналах и моментально наполнил купе удушливым дымом, гордо изрыгаемым паровозной трубой. Я неохотно закрыл окно, каковое, судя по его внешнему виду, никогда не мылось с тех самых пор, как было вставлено. Коль скоро красоты местности теперь были от меня отрезаны, я последовал примеру Боба и задремал. Наконец паровозик, сделав последний рывок, втащил-таки состав в Парику; тут мы все проснулись и не торопясь вышли на платформу.
На месте обнаружилось, что речной пароход, храня немыслимую в условиях тропиков верность расписанию, уже подошел к причалу и громко, призывно гудит, возвещая о своем намерении тронуться в путь. Мы поспешно взбежали на борт и вскоре блаженно растянулись в каких ни есть шезлонгах, которые для нас припас Айвен. Пыхтя, пароход отошел от Парики и устремился вниз по течению, по темным водам Эссекибо, лавируя в запутанном лабиринте меж крохотных зеленых островков, которые словно бы нарочно всплывали на поверхность перед самым его носом. Мы же, подремывая, сидели в шезлонгах, ели бананы и любовались красотою, возникшей в хитрых цепочках островов, мимо которых проплывал пароход. Когда подошло время, нам подали обед в крохотном салоне; насытившись, мы вернулись в шезлонги наслаждаться солнцем. Но стоило мне снова задремать, как меня тут же бесцеремонно разбудил Боб, тряся за руку:
— Джерри, просыпайся скорее! А то проспишь такое! Пароход, очевидно намереваясь обогнуть мель, подошел почти вплотную к берегу, так что от густого подлеска нас отделяли каких-нибудь пятнадцать футов. Я окинул сонным взглядом деревья.
— Что-то я ничего не вижу… Что там такое?
— Да вон же там, на ветке… Зашевелилась! Неужели не видишь?
Вот тут я и увидел! В блеске солнечных лучей, среди листвы, восседало создание, будто пожаловавшее из волшебной сказки — крупная ящерица, да нет, пожалуй, целый ящер с чешуйчатым телом, раскрашенным во все оттенки нефритового, изумрудного и травянисто-зеленого.
Его массивная шишковатая голова была инкрустирована крупными чешуйками, а под подбородком красовалась крупная сережка, точно у индюка. Ящер небрежно возлегал на ветке, вцепившись в дерево мощными кривыми когтями и свесив к воде длинный хвост, похожий на кнут. Завороженные зрелищем, мы наблюдали, как он повернул голову, украшенную оборочками и шишками, и спокойно принялся за трапезу, благо молодых листочков и побегов вокруг было сколько угодно. Я никак не мог поверить, что это не сон, и в то же время думал: неужели те невзрачные, вялые, окрашенные в тусклые серые краски существа, которых в зоопарках выдают за игуан, приходятся родней этому красавцу?!! Когда мы поравнялись, он повернул голову и бросил нам надменный взгляд своих маленьких глаз, похожих на золотые блестки. Создавалось впечатление, будто ящер только и ждал появления какого-нибудь гвианского Святого Георгия — попробуйте сразитесь со мной! Мы глядели на ящера, потеряв дар речи, пока его зеленое тело, удаляясь от нас, не слилось с листвою.