К светофору у меня прихватило живот, а ладони вспотели, несмотря на мерзкую погоду и промозглость. Остановившись на привычном месте, я против желания зашарил взглядом по людям на остановке, но ее нигде не было.
Жека рядом со мной перестал возбужденно дергаться и застыл. Мы перешли дорогу на зеленый свет, и друг привычно присел, чтобы завязать шнурки. Но так как они у него никогда и не развязывались, то он довольно быстро подскочил, но с места не двинулся.
– Может, она заболела? – Я постарался звучать небрежно.
– А? – отозвался он.
– Вирус, говорю, ходит, – повторил я. – Она могла заболеть.
Он глянул на меня удивленно, а потом покраснел. Неужели ты думал, что умело что-то скрываешь, чувак!
Она не появлялась следующие три месяца. Мы не пропустили ни одного занятия в бассейне. Словно молча сговорившись, минут по десять каждый раз стояли на этой чертовой остановке, прежде чем спуститься в метро. Ладно-ладно, порой мы ходили мимо остановки и просто так. Пару или тройку раз в день. Теперь мы оба были жалкими. Но я ничего не мог с собой поделать. Не хотел подвести лучшего друга и хотел видеть эту девчонку. Господи, ну и влип же я.
2002 год
Женя
Я помнил день, когда она появилась, так хорошо, как будто его выжгли в моем мозгу раскаленным железом.
Как только увидел ее худую фигурку на трамвайной остановке, я застыл, преисполненный чувств, поскольку словно из ниоткуда всплыли воспоминания. Маленькая фарфоровая пастушка в витрине магазина, в котором тогда работала моя мать. Я мечтал об этой пастушке так, что она снилась мне в моих детских снах, и просил маму взять меня с собой на работу именно из-за красивой статуэтки, а не потому что мне хотелось действительно быть ближе к матери. Но уже тогда, будучи пятилетним, я знал, что не могу рассказать о своей тяге родителям (и тем более не должен просить ее себе: за это отец обязательно выпорол бы меня ремнем, потому что мальчики не играют с милыми фигурками, удел мальчиков – машинки и конструкторы). Мне казалось, что я напрочь забыл об этом образе, но вот он ожил и явился в мою жизнь в воплощении тонкой девушки в синей юбке, блузке с рюшами и с двумя длинными косами.
Я словно помешался на обычной трамвайной остановке, выучил расписание, когда моя фарфоровая пастушка появлялась. Быть может, Сашка понимал, в чем причина наших частых прогулок по проспекту за домом, но в нем иногда просыпалась деликатность, и, очевидно, это был как раз тот самый случай. Возможно, причина моего молчания заключалась в том, что, как только я смотрел на Сашку и думал о незнакомой девушке на остановке, на меня накатывала волна жара, во рту пересыхало и я не мог выдавить ни слова, а в голове странно переплетались образы ее тонких пальцев, которые сжимали футляр музыкального инструмента, и Сашкины зеленые глаза, которые смотрели на меня со всезнающим прищуром. Профиль незнакомки, читающей книгу, внезапно возникал в мыслях совместно с воспоминанием о широкой белозубой улыбке друга, который закидывает голову в смехе над очередной шуткой. Эти картинки были настолько сбивающими с толку и пугающими, что я делал так, как привык, сталкиваясь с чем-то, о чем не принято говорить, а именно: просто помалкивал, игнорировал, держал под контролем. Даже когда Сашка однажды заговорил открыто о девушке, я просто промолчал в ответ. Слишком сильным стало чувство опасности; мне хотелось сбежать, лишь бы не поднимать эту тему.
Моя фарфоровая пастушка пропала как раз после того, как я простудился. Мне хотелось спросить Сашку, впервые ли девушки нет на остановке или он не видел ее все время, пока я болел, но я снова молчал. Ее не было неделю, потом месяц, затем второй; на третий же я забеспокоился всерьез, хотя, казалось бы, мы даже не были знакомы. Она могла сменить маршрут, пересесть на другой вид транспорта, перестать ездить туда, куда ездила на этом трамвае, но уже тогда я понимал: это не случайные встречи, они приведут нас к чему-то большему. Расскажи я об этом Сашке, он поднял бы меня на смех и обозвал девчонкой или хреновым Ромео, одно из двух, но пока он сопровождал меня в ежевечерних бдениях у остановки и не задавал лишних вопросов, я был молчаливо благодарен, не поднимая эту тему.