Бездомный стянул шапку, явив на свет коротко стриженную макушку. Рядом со мной поперхнулся Жека. От былой шикарной гривы не осталось и следа, но дело было даже не в этом. На лице не было живого места. Опухшее, в кровоподтеках, а в уголке рта – засохшая кровь. Девчонка уставилась прямо на нас, но взгляд был пустым, мертвым.
Жека рядом со мной так сильно тряс ногой, что я удивился, почему вагон метро не шатается в такт его подергиваниям. Мне казалось, этот дурак вот-вот сорвется и побежит. Только куда здесь бежать?
В метро было практически безлюдно. Подъезжая к «Парку Победы», я неосознанно напрягся, и, оказалось, не зря. Когда вагон остановился, девчонка, странно скособочившись, медленно поднялась и прошаркала к выходу.
Мы почти сразу рванули за ней. Еле успели – прямо за нашими спинами двери вагона сомкнулись, чуть не отхватив Жеке волосы на затылке. Я мельком глянул на часы: начало десятого. Меня дома никто не ждал, а вот Жеке предстояла выволочка. Но в такой момент это никого не волновало.
Девчонка тяжело навалилась на поручень эскалатора, ее сгорбленная фигура чуть пошатывалась. Я не мог понять, пьяна она или под кайфом, но, определенно, во всем этом не было ничего хорошего.
Выйдя из подземки, я зажмурился от ветра, бьющего в лицо. Конец февраля выдался просто лютым. Мелкий снег летел, царапая щеки. А поверхность земли выглядела заледенелой и голой – унылый февраль в действии. Никакой тебе романтики декабря с пушистым снежком – получай в харю колючих снежных упырей. Зубы свело от холода, и я старался дышать через нос.
Жека рядом крутил головой, но я дернул его за рукав куртки, направляя прямо к подземному переходу. Этот олух никогда не научится быть внимательным. Девчонка неуклюже и медленно спускалась, и мы замерли на первой ступеньке. Может, она просто идет домой, пострадав в какой-то потасовке? И ей там окажут помощь?
Как бы то ни было, мы спустились следом. Переход был темным и пустым. Все палатки наглухо закрыты ставнями; почти невыносимый запах мочи и мокрой псины.
Добравшись до конца перехода, девчонка начала карабкаться по лестнице вверх. Я уже почти потерял терпение, сил смотреть на ее мучения не было. Но она забралась более-менее благополучно, не поскользнувшись на заледенелых ступенях. Выйдя из подземного перехода, я уткнулся взглядом в привычно возвышающиеся колонны библиотеки.
Неработающие фонтаны выглядели до того неуместно в это время года, что вся эта каменная громада наводила жуть. И как же я офигел, когда девчонка потащилась прямиком к зданию и, дойдя до ступеней, повалилась на них без сил. Пока Жека, разинув рот, стоял рядом со мной, девчонка поворочалась и кое-как уселась, поджав колени к груди и закрыв лицо руками. Что? Неужели решила перекантоваться в феврале на бетонной лестнице библиотеки? Чтобы с утреца дворник нашел ее окоченевший труп?
Мне всё это надоело. Пусть мы были жалкими, пусть лезли не в свое дело и вообще-то создавали впечатление нездоровых преследователей – насрать. Я толкнул Женьку: давай за мной, мол. Решительно подошел к ней и присел на корточки. Жека топтался сзади.
– Эй, привет! Ты в порядке? – Я постарался, чтобы голос прозвучал как можно более обыденно.
Ее реакция оказалась настолько бурной, что я офигел. Она подскочила, отпихнув меня; я не сориентировался и завалился на задницу. Попытавшись бежать, девчонка сделала два шага, споткнулась и упала на обледенелый асфальт, тихо вскрикнув.
Жека, поскальзываясь, ломанулся за ней следом, пока я пытался подняться с земли. Когда я подоспел к ним, он уже перевернул ее. Кажется, лицо опухло еще больше, хотя вряд ли больше вообще было возможно. Я осторожно помог Жеке перехватить ее под спину, и мы попытались в четыре руки поднять девчонку с земли.
– Тише-тише, всё хорошо, – успокаивающе шептал Жека, его голос звучал почти убаюкивающе. – Теперь всё будет хорошо, никто тебя не обидит.
От нее не пахло спиртным, и в целом не думаю, что она была под кайфом, просто сильно мучилась от боли. Мы практически поднесли ее к крыльцу библиотеки, что было непросто – мешала гололедица. Я в панике оглядывался, ища скамейку, но кругом был только бетон. Жека все-таки поскользнулся и завалился задницей на ступеньки, а девчонка вывернулась из моих рук, но, не сделав и шагу, неловко шмякнулась прямо на колени к обалдевшему Жеке. Тут же она начала слабо сопротивляться и плакать.
– Пусти!.. Не трогай, не надо больше!.. – тихо всхлипывала она, почти безуспешно пытаясь отпихнуть Жеку.
Жалость поднялась во мне, будто волна, вытолкнув в горло тяжелый ком, который мешал нормально дышать. Я плотно обхватил девчонку за плечи и снова поставил на ноги, сдерживая слабые рывки, чтобы она не причинила себе вреда. Хоть бы снова не шмякнуться всем вместе!